Немота - [47]

Недоеденные пирожные сохнут

в холодильнике. Если хочешь -

приходи после работы.

Буду рада

Влада, 18:04

Расплывшись между выкладкой дисков в улыбке, я молниеносно настрочил, что приду. Пирожные как сами по себе пирожные или пирожные как предлог увидеться — начнёшь циклиться, неспешность и естественный ход событий сменятся на необдуманную резь. Теперь думается, именно неопределённостью меня безудержно тянуло к Владе. Дай человеку ответы на вопросы — он успокоится, а пока царапает недоговорённость, будет зудеть и интрига.

Закончив смену, я купил сигарет и весь путь непрестанно курил. Уклоняться от сумбурных поступков не равносильно тому, чтоб не нести сумбур в себе. Комплекс из страха, жажды близости при сопутствующем волнении мутил кровь до состояния взболтанной газировки. Резко вскроешь — случится взрыв, ни волоска после себя не оставивший. Так оно, собственно, и вышло, но позже. Тем же вечером, стремительно перетёкшего в ночь, я получил от Влады заветную конфету: выпив по кружке чая, мы слушали в приглушённом свете гостиной Дэвида Линча и, сидя на полу, целовались. Целовались, да. Если рассматривать секс как кайф в виде мягкого торта из бисквита и пористых прослоек крема, то эти поцелуи были сравнимы с ягодным джемом — сахарные, не лишённые пурпурной кислотности. Достаточно для того, чтоб ощутить себя под пиздатой долей градуса в состоянии головокружительной энтропии. Но мнимое опьянение не спасало от желания зайти за черту дозволенного, скользнув рукой под серую футболку или расстегнув ширинку женских джинсов. Стараясь не спалить стояк, я довольствовался теплом тонкой шеи, плеч, кожи на руках, покрывшейся мурашками, и, чтоб не спровоцировать себя на ошибку, вполне сознавая, как легко на данном этапе бульдозером протаранить проложенную тропинку, к двум часам ночи покинул квартиру Влады. Не без сожаления, разумеется.

На этом наши вечера «вне формата» не прекратились. С нескончаемыми разговорами за чаем, переглядываниями, несмелыми прикосновениями и поцелуями, от которых в солнечном сплетении надувался шарик, превращая тело в жидкое суфле. О чувствах, о сложившейся ситуации мы не говорили. Отношения развивались своим чередом. Дозированными глотками я наслаждался близостью, насыщая эстетические и духовные потребности так, словно держал во рту свежую виноградинку, не решаясь проглотить.

Когда не видел Владу, не мог ни на чём сконцентрироваться. Существовал от утра до утра. Смс-ки не утоляли эмоциональный голод, а лишь усиливали аппетит. Не хватало тактильности. Глаз. Запахов. Я понимал, насколько серьёзно вляпался, понимал, что всесносящие чувства идут в наборе со всесносящей болью и эмоциональной дихотомией, но откатывать не хотел. Настолько обезоруженным не помню себя со школьных лет — паттерн сработал и сработал в совершенстве. Возможно ли было остановиться? Не думаю.

Как-то стоя на лестничной площадке, левой рукой стряхнув сигаретный пепел, правой — поглаживая голову Влады, покоившуюся на моей груди, я ненавязчиво затронул тему её поездки, спросив, чем закончилась история.

— Самобичеванием, — ответила она, выдержав паузу.

— Из-за кошек?

— Да. Однажды я, как обычно, пришла покормить их, но на зов никто не вышел. Листы фанеры были разбросаны, пластиковая миска для воды раздавлена. Хотелось верить, что, может, запугали, вот и прячутся — выбегут завтра. Увы. Не выбежали ни с наступлением завтра, ни с наступлением послезавтра. Либо отравили, либо застрелили вместе с собаками.

— Люди — мрази, — всё, что мне нашлось сказать. — Тупорылые, неудовлетворённые мрази.

— В середине ноября я вернулась, — продолжила Влада, кашлянув. — Ехала в поезде и всю дорогу ревела. Винила себя. Жили ведь эти кошки до моего появления. Чем-то перебивались.

— Ты не виновата. Есть вещи, против которых одному человеку не выстоять.

— Так и я про то. «Человек» — ключевое слово. Не в кошках было дело. Никто не прикопался бы к ним, если б я в фокус не попала. Сделанным люди доказали свою правоту, отстояли непреклонную, кирпичными блоками выложенную систему. Устранением кошек всего-то был дан ответ на непослушание. Кто я против их приоритетов, ценностей? Малолетнее ничтожество с шизой.

— А чёрно-белый кот? Что с ним стало?

— С остановки? Я бросила его. За час до поезда вышла проститься, и знаешь, он, наверно, чувствовал, что больше не приду — съел всего четверть корма, льнул к ногам, тыкался мордочкой в ладони. Трогала мокрую, землёй вымазанную шерсть, а нутро жгло, словно соды выпила. До сих пор жалею, что не забрала его с собой. Они все периодически мне снятся. Жуткие сны, после которых так ломает, что хочется пойти и убиться. Ночь, потёмки, слышу их надрывающийся крик, ищу и не могу найти. Будто не было этих пяти месяцев. Символично, что в последнюю встречу с полосатой троицей лёг первый снег. Мягкий, пористый. Бесцветный город словно ажурной простынёй накрыло. Ветер стих. Люди не ходили. Что-то особенное тогда произошло — мгновенная вспышка счастья, наполненность бесконечной любовью, забвением. Смотрящие вслед крохотные фигурки на фоне серебристой массы по-прежнему живут во мне, ждут под шаткой фанерой. Это плата за то, что дала им надежду и не сумела защитить.