Немота - [37]

Шрифт
Интервал

О том, что мать — алкоголичка, Макс обмолвился на первом курсе. Причём не в какой-то задушевной беседе, потягивая вискарь, а так, между делом, будто речь шла об опорожнении на белье. Кирилл тем воскресным утром спалил гречку, расстроился, а Макс сквозь смех брякнул, что когда мать бухала, гречкой он питался регулярно и переел её однажды настолько, что сутки блевал такой взбухшей кашеобразной массой. Сказать, что я удивился — не скажу. Шрамы на себе беспочвенно не оставляют. А касательно отца — того не стало, когда Максу было три года. В силу возраста, он не помнил его. Из полученной по фото и рассказам родных информации вычленил железные факты, что поженились родители по большой любви и, продав квартиру отцовской бабки, открыли на рынке палатку с топовым шмотом. Девяностые — время рейверов, техно-дискачей, платформ, культового журнала «Птюч», соответственно, уйти в неформальную молодёжную культуру оказалось выгодной стратегией. Бизнес попёр и попёр удачно. От переизбытка денег родители Макса и сгорели. Подсели на травку, бухло. При этом об отце Макс никогда не отзывался в уничижительном ключе. Напротив, с размашистой гордостью кичился, что, благодаря найденному в восемнадцать лет чемодану его личных вещей, увлёкся Ницше, техно, киберпанком, оттуда — изучением 3D-моделирования. Кроме того, привёз в Питер отцовскую кассету с дебютным альбомом «Moby», отцовскую пачку журналов и флисовую толстовку синего цвета с молнией на горле, которые со времён общаги хранил под стопкой одежды, как хрусталь, завёрнутый в газету. О матери же говорил обобщённо: «да, бухала, с семи до двенадцати лет я жил с бабушкой, но это изжитая себя, безынтересная история». Изжитая ли?

Застав Макса в слезах, выйдя из ванной, я убедился в обратном. Он, как и пятнадцать лет назад, плыл по жизни тем покинутым ребёнком с неудовлетворённой потребностью в манкой, как пух, родительской любви, провалившись в которую, можно расслабиться, имея лишённое опасности завтра. И послезавтра. И послепослезавтра. Никто не уйдёт. Никто не отвергнет тебя, предоставив бритве и бьющему по рёбрам чувству вины.

12

На работу я проспал. Черепушку будто миксером взбили, во рту пересохло. С закрытыми глазами натянув футболку, джинсы, выудив из коробки с носками чистую пару, собрал волосы, умылся, хлебнул стакан воды и уже через полчаса был на месте. От того, чтоб напрочь не скваситься, отвлекло поступление нового товара и, как следствие, кипучий поток покупателей, но осадочной крошкой засели размышления о Максе, Владе. Почему не мог прямо спросить у неё о том, что произошло? Когда мы теперь увидимся? И увидимся ли? Глупо ломать потенциально внушительный проект из-за недосказанности, но ночь стёрла всякую веру в благополучный исход, оставив покорёженную папилломами корку сожалений.

В таком унылом застое я обслуживал людей, когда часа за полтора до окончания смены, заполняя дисками пустоты на полках, услышал за спиной слабое: «Привет». Повернувшись, обескураженно подвис.

— Можно отвлечь тебя? Это по поводу вчерашнего вечера.

— Конечно.

— Некрасиво с моей стороны получилось. Извини, что ничего не объяснила

— Всё нормально, — соврал я, любуясь щербатой шеей, выглядывающей из-под расстёгнутой джинсовой куртки.

— Не нормально. Чувствую себя виноватой. Так не поступают с людьми после… откровений. Хочу, чтоб ты знал: то негативное поведение не связано с тобой. У меня был неприятный день, поэтому домой вернулась на нервах. Тебя обидела. Осознанно в какой-то степени, но не желая того.

Слушая её, настоящую, взволнованную, я попускался. Всё хорошо. Теперь полой грудью можно выдохнуть и глотнуть чистый, не загаженный плевелами воздух.

— Насчёт фильма я написала обдуманно. Мне действительно кажется, что нужна перезарядка.

— Наверное.

— Такие съёмки много дают и много забирают. Хочу как-то отблагодарить тебя.

— Ты уже отблагодарила, — спизданул я, мигом сообразив, как сально это прозвучало. Влада сконфузилась, но постаралась не подать вида.

— Ты не занят в свои выходные?

— Нет.

— Тогда предлагаю собраться у меня вне съёмок. Посидим, фильм посмотрим. Я приготовлю чего-нибудь.

Сутки терзался в деструктивной рефлексии, и вот сама Влада приходит ко мне на работу, предлагая встретиться в неформальной обстановке. Съеденная ложка сахара неспешно растворялась. Если б за переживания в награду давался драгоценный трофей — я готов страдать сколь угодно.

— Так что?

— Полностью за.

— В четверг или в пятницу?

— В четверг.

— Идёт.

Уходя, Влада пожелала мирного завершения дня, а я с томлением сокрушался, что до запланированной встречи ещё целых две ночи. Но если выяснилось, что всё в порядке, можно и подождать, используя «вк». Однако не хотелось спугивать голубую тень надежды плоским набором букв, поэтому за сутки с лишним не послал ни единого сообщения. Когда эмоции достигли пика, текст не способен стать суррогатом реального присутствия человека. Вместо задалбливания Влады смс-ками я терпеливо ждал.

А в четверг, протерев предварительно кроссовки, сгонял в душ, оделся и, не проигнорировав соблазн брызнуться духами, в восьмом часу вечера стоял у отдела с десертами в супермаркете, мечась между эклерами, малиновыми тарталетками и пирожными «Эскимо». Эклеры — банально, тарталетки — на любителя, третий вариант привлёк незаезженным оформлением, его и сунул в корзину. Уместно ли брать алкоголь? Вряд ли. Всё, кроме пива, придаст ситуации интимный подтекст, а пивас — панебратский. Высечев на гладкой поверхности выемки заморочек, решил обойтись сладким и фруктами. Стоя же у кассы, с сомнением покосился на презервативы. Взять/не взять? На секс я не рассчитывал, говоря откровенно, но жизненный опыт научил, что подстраховка не помешает. Мало ли. Пусть будут. Дождавшись своей очереди, выложил из корзины пирожные, персики, пластиковый контейнер со свежей черешней.


Рекомендуем почитать
Горби-дрим

Олег Кашин (1980) российский журналист и политический активист. Автор книг «Всюду жизнь», «Развал», «Власть: монополия на насилие» и «Реакция Путина», а также фантастической повести «Роисся вперде». В книге «Горби-дрим» пытается реконструировать логику действий Михаила Горбачева с самого начала политической карьеры до передачи власти Борису Ельцину.Конечно, я совершенно не настаиваю на том, что именно моя версия, которую я рассказываю в книге, правдива и достоверна. Но на чем я настаиваю всерьез: то, что мы сейчас знаем о Горбачеве – вот это в любом случае неправда.


Несбывшийся ребенок

Загадочный рассказчик, чья судьба неразрывно связана с жизнью главных героев, начинает свою страшную и одновременно трогательную историю. Историю, начало которой было положено в 1939 году. Зиглинда живет в Берлине в обычной семье. Мама — домохозяйка, а папа работает цензором: вымарывает из книг запрещенные слова. Его любимое занятие — вырезать фигурки из черной бумаги и ждать конца войны. Но война продолжается, и семья девочки гибнет, а она оказывается в опустевшем здании театра — единственном месте, где можно чувствовать себя в безопасности.


Солнце внутри

Случайная встреча семилетнего Адама и Барона – пожилого одинокого физика с оригинальными взглядами на бытие – круто меняет судьбу мальчика, до того обещавшую быть непримечательной. Впрочем, меняет она и жизнь мужчины, который относится к своему подопечному словно к родному сыну. Исповедуя гедонизм, Барон игнорирует течение времени и избегает привязанностей. Этому он учит и Адама. Однако теория пребывания в золотом коконе начинает трещать по швам, когда Адам познает любовь и связывает себя узами с девушкой, обреченной на скорую смерть…


Список ненависти

Пять месяцев назад Ник, бойфренд Валери Лефтман, открыл стрельбу в школьной столовой, убив многих учеников и учителей и застрелив себя. Пытаясь его остановить, Валери получила ранение в ногу и случайно спасла жизнь своей одноклассницы. Однако ее обвинили в случившемся из-за списка, который она помогла составить, – Списка ненависти, включающего более сотни людей и явлений, которые ненавидели Валери и Ник. Все лето девушка провела в больнице, где с ней обращались как с возможной подозреваемой. Оказавшись наконец дома, Вал готовится вернуться в школу и продолжить обучение в выпускном классе.


Предприниматели

Семья Липы — семья предпринимателей. Она, ее родители и младший брат Берти зарабатывают себе на жизнь сбором металлолома. Их бизнес труден, непостоянен, а порой и просто опасен, хотя семья живет в мире возвышенных метафор, созданных главой семьи. Их труд — благороден, платят за него — «звонкой монетой», а найденные предметы свозятся прямиком в… «Рай».В романе одного из самых ярких голосов немецкоязычной литературы соединились фантазия и суровая семейная история, гротеск и трагедия целого поколения, оторванного от корней.


Толерантные рассказы про людей и собак

Родители маленького Димы интересуются политикой и ведут интенсивную общественную жизнь. У каждого из них активная гражданская позиция. Но вот беда: мама и папа принадлежат к прямо противоположным лагерям на политическом поле. Очень скоро Дима замечает, что трагически расколота не только его семья… Книга содержит нецензурную брань.