Немота - [26]
— А теперь? Когда ты не занимаешься музыкой, удаётся его найти?
— Сегодня.
Влада замолчала, но при этом продолжала сосредоточенно смотреть распахнутыми, неморгающими глазами. Приглядевшись, я заметил мутную поволоку вокруг серой радужки. Должно быть, линзы? На цветные не похожи, скорее прозрачные, с диоптриями. Представилось, как сняв их, она прищуривалась — взгляд делался кротким, рассеянным.
— Может, покурим? — предложил я, дабы прервать затянувшуюся тишину. — Если не против, то на лестничной площадке.
Пройдя в прихожую, мы обулись, Влада накинула джинсовую куртку, я взял из кармана куртки пачку «Петра», зажигалку. Облокотившись о перила в залитой полумраком парадной, машинально затянулся, следя за тонкими пальцами с коротко стрижеными ногтями, эстетично сжимающими вынутую из коробки «LD» сигу. Курить Владе в самом деле не шло, хотя курила она красиво. Какая-то нестыковка присутствовала. Массивная камера в этих хрупких руках смотрелась органично, а сигарета — нет. Почему?
— Глеб?
— Да?
— Спасибо за то, что ты сделал сегодня. Я на такую сакральность не рассчитывала.
— Самое главное, чтоб материал получился. Если так — всё хорошо. Я знал, на что шёл. К тому же это неплохая самотерапия.
— Не жалеешь?
— Ничуть.
— Почему для тебя это так весомо? Совершенный результат, в смысле. Обычно в бесплатные проекты люди впутываются по фану.
— Почему? Могу ответить, как в баре: твоя идея бомбическая. Попробовать себя в чём-то таком неоднозначном, своеобразном — это интересный опыт. Но если фильм предполагает выход за грань формальностей, скажу, что частично сам находился в том состоянии, о котором ты рассказываешь, и, судя по всему, не очень-то успешно реабилитировался. Осадки, так сказать.
Вернувшись в квартиру, мы выпили по второй чашке кофе, съели на пару воздушный рулет, а часам к одиннадцати я уже шёл вдоль мёртвой Фонтанки. Эмоции переполняли. Что это было? Гипноз? Помутнение? Сняв плесневелый налёт, словно в постиранную оболочку залез, испытав внезапное очищение — давно так легко не дышалось. Даже город показался радушнее, а люди не такими пафосными и смурными, как несколько часов назад. Метаморфозы на фоне вскрытых отсеков? Или, может, ответ куда проще? В голове звучали строки Глеба Самойлова, но вместо слёз на лицо лезла широченная улыбка.
Поздравь себя, Глеб. Ты влюблён.
9
Следующая наша встреча выпала на четверг. Через четыре дня. Это время я провёл в сплошном ожидании. Старые демки, к сожалению, не нашёл, соответственно, показать фильмы Влада не рискнула, но мне было тепло и от наших периодических списываний в «вк», состоящих в обмене музыкой, обсуждении предстоящей съёмки и иногда бессвязной болтовни по типу «обо всём по чуть-чуть». Никакой двусмысленности. Фигачить неоднозначные выпады я не торопился, терпеливо предвкушая дальнейшее развитие спонтанно завертевшихся событий.
А в четверг неожиданно для себя вдруг стал делать заметные успехи, превращая на камеру едва наметившийся контур образа лирического героя в более рельефный, приобретающий характер эскиз. Скованность по-прежнему фрагментарно вываливала дробленными хлопьями непоняток, но при всём том удалось едва ли не сразу забыться, расшатав себя на эмоции. А далее трёхчасовой процесс съёмки плавно перетёк в продолжительный разговор за чаем и просмотром старых фотоснимков.
Как и предполагалось, Влада имела завидное происхождение: дед со стороны отца — в прошлом востребованный советский иллюстратор, бабушка — пианистка, преподавала эстрадно-джазовое пение. До того, как стать светскими деятелями культуры с репутацией образцовой семьи, эти люди, далёкие от стереотипов патриархально-закупоренного мира моих родственников, отчаянно хипповали, слушали «Led zeppelin», «The doors», курили травку, говорили о смысле аскезы, любви, философии Платона, провозглашая жизнь во имя искусства, поиска свободы и всеобъемлющего самопознания. Читали в оригинале Гинзберга, устраивали подпольные полемические вечера по фильмам Пазолини, зарабатывая на жизнь тем, что бабушка пела в переходах индийские мантры, а дед продавал собственные эскизы обнажённых женских тел местным толстосумам. Причём, будучи сражённым экспрессивными манерами и музыкальными пальчиками, Павел нырнул в этот роман уже тогда, когда, вопреки идеологии не обременённой обязательствами кочевой жизни, полгода как женился на иммигрировавшей эстонке, числящейся натурщицей в Академии художеств. Красавицей её не назвать — простоватая на лицо, рослая. По роду деятельности являлась медсестрой одной из областных клиник, воспитывала оставленного сестрой племянника, занималась разведением кроликов в пригороде Питера, куда время от времени наведывался Павел. Первый брак, что не удивительно, был транзитным.
Видя на фото рядом с длинноволосой утончённой блондинкой, бабушкой Влады, тонкокостного хиппаря с прямыми патлами, обнажённым торсом и сигаретой в зубах среди быта коммунальной квартиры, я находился в лёгком ахере от его фантастического сходства с актёром Олегом Янковским. Даже взгляд идентичный — грустно-насмешливый.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Уильям Голдинг (1911-1993) еще при жизни стал классиком. С его именем связаны высшие достижения в жанре философского иносказания. «Свободное падение» — облеченные в художественную форму размышления автора о границах свободного выбора.
Второй том Собрания сочинений Сергея Довлатова составлен из четырех книг: «Зона» («Записки надзирателя») — вереница эпизодов из лагерной жизни в Коми АССР; «Заповедник» — повесть о пребывании в Пушкинском заповеднике бедствующего сочинителя; «Наши» — рассказы из истории довлатовского семейства; «Марш одиноких» — сборник статей об эмиграции из еженедельника «Новый американец» (Нью-Йорк), главным редактором которого Довлатов был в 1980–1982 гг.
Карсону Филлипсу живется нелегко, но он точно знает, чего хочет от жизни: поступить в университет, стать журналистом, получить престижную должность и в конце концов добиться успеха во всем. Вот только от заветной мечты его отделяет еще целый год в школе, и пережить его не так‑то просто. Казалось бы, весь мир против Карсона, но ради цели он готов пойти на многое – даже на шантаж собственных одноклассников.
В произведениях Валерия Казакова перед читателем предстает жесткий и жестокий мир современного мужчины. Это мир геройства и предательства, мир одиночества и молитвы, мир чиновных интриг и безудержных страстей. Особое внимание автора привлекает скрытная и циничная жизнь современной «номенклатуры», психология людей, попавших во власть.
Если ты считаешь, будто умеешь разговаривать с лесом, и при этом он тебе отвечает, то ты либо фантазер, либо законченный псих. Так, во всяком случае, будут утверждать окружающие. Но что случится, если хотя бы на секунду допустить, что ты прав? Что, если Большой Зеленый существует? Тогда ты сделаешь все возможное для того чтобы защитить его от двуногих хищников. В 2015 году повесть «Зеленый шёпот» стала лауреатом литературного конкурса журнала «Север» — «Северная звезда».