Немота - [24]

— Наверно, оказался слабее, чем думал, — пожав плечами, признался я. — Чтоб с запалом погрузиться в творчество, нужно безостановочно наполнять себя, подбрасывать дровишки, ставить на это время, отношения с близкими, финансы, а я распылился с приездом в Питер. Сначала не было благоприятных условий, после тяга пропала. Словно водой изнутри залило. Посаженные семена сгнили, почва высохла. Проще говоря, сдался. Или сдулся.

— Что тогда твоё? — произнесла Влада так, словно с задержанным дыханием шла по карнизу.

— Пока не нашёл. Поступил сюда в сферу айти, совершив косяк, приведший к множеству других искажений. Но как там говорится? Что ни делается, всё к лучшему? Время покажет.

— Ты ведь не веришь в это.

— Не верю, но хочу, — внутри в очередной раз шевельнулся мерзкий червячок, саднивший в области солнечного сплетения. — А что насчёт тебя?

— Что конкретно?

— Откуда нужда в выражении чувств посредством видео? Почему именно язык кино?

— Язык видео оказался единственно мне доступным. Я ничего больше не умею.

— Неправда. Ты и пишешь прекрасно.

— Я бы сказала, заурядно. У меня скудный словарный запас, нет стиля. Пишу равно тому, как топором сечь по дереву — ни цельности, ни чувства ритма, ни умения играть словами. Сухая, банальная графомания.

— Самокритично, но ладно, допустим. Заметь: я не согласен. Сегодняшние съёмки — это не первый видеопроект?

— Нет, — отрицательно мотнув головой, произнесла Влада, убрав за ухо прядь волос, небрежно скользнувшую на лицо. — Как ты понял?

— Это нетрудно. Ты стала натуральнее в процессе съёмок, как человек, знающий, что он на своём месте. Свободный. Не цепенеющий. Могу я когда-нибудь увидеть твои предыдущие работы?

— Честно? Сомнительная затея.

— А если я всё-таки отыщу свои треки? Взаимообмен. По-моему, справедливо.

— В целом-то да, но боюсь, после увиденного ты передумаешь продолжать приходить сюда. Не хочу предстать ещё более больной, чем уже могла сложить о себе представление. Хочется снять этот фильм. И снять именно с тобой, не выискивая человека по профилю в инсте, — это польстило, но не подав вида, я продолжил.

— А если мне понравится?

Она недоверчиво улыбнулась.

— Такие вещи не могут нравиться. Адекватные люди, посмотрев, сказали в лицо, что я ёбнулась, извини за ругательство, но это копировать-вставить. «Пиздецкий контент для нариков», «Сублимация неудовлетворённой матки», «Пропаганда педофилии и гомосятины» — подобных комментов прилетело штук сорок, пока фильмы висели на любительских сайтах.

— И ты удалила?

— Изначально один из них заблочили по причине жалоб, а когда доступ открылся, я психанула и сама всё почистила.

— Так сильно задела реакция?

— Не то, чтобы прям глубоко и болезненно, но царапнула — да. Я знала, что люди не привыкли воспринимать то, что выходит за рамки массового прочтения, не привыкли включаться. Мечта быть понятой на тот момент ещё присутствовала, а на выходе — бесноватый негатив, причём необоснованный такой. Плоский. Было чувство, что люди целиком и не видели фильмы — так, помотали, зацепились за то, что вызвало инстинктивный дисбаланс, подавились булкой и начали отплёвываться, пеняя не на булку и себя, а на застывшую фоном картинку.

— Выпили пену с поверхности?

— Да. Причём не распробовав, залпом. Когда ты вещаешь что-то с целью вызвать эмоции, неподдельные, ставящие в неудобную позу смотрящего, надо быть готовой к судилищу, назиданиям. Тогда я была наивнее. Искренне хотела нарваться на эмпатию.

— А как же нынешний фильм? Пропаганда в суициде, в жестоком обращении с животными. Что там ещё? Садомазохизм.

— Так его и интерпретируют, — рассмеялась Влада, непринуждённо откинувшись на спинку стула. — Стопроцентно.

— Так что? Это уже не пугает?

— Нет. Я посмотрела на ситуацию с противоположного угла. Подумала: раз я достала из себя что-то, что кольнуло людей, заставило срезонировать, причём зрелых людей, гораздо старше меня по возрасту — выходит, у этого «что-то» есть жизнь. Есть какое-то более глобальное значение, нежели лайки и положительные комментарии. Люди не прошли мимо, ограничившись нейтральной оценкой, а выказали милость остановиться, предать публичному суду идеи развратного автора и подопытных актёров. Реакция, каким бы цветом она ни окрасилась — это лакмус, выявляющий болячки. Хуже, когда ничего не трогает.

— Я согласен. Почему-то на ум Мэнсон пришёл.

— Его не понятая консервативным обществом провокация?

— Не понятая — как минимум, — кивнул я. — Так что?

— Что?

— Если я отыщу свои треки, кинешь мне эти аморальные фильмы?

— Окей. Но по-честному, ладно? Ты мне трек — я тебе фильм, а если не найдётся, то и забудем.

— Конечно. Только ты не ответила.

— На вопрос о том, почему возникли маразматичные фильмы, а не живопись, музыка или что-то иное, более сглаживающее острие бытия?

— Да.

— Тебе всерьёз интересно?

— А как ты думаешь? Не каждый день вижу перед собой человека, который насылает на себя шквал нападок.

— И на тебя.

— Вот именно — и на меня, — шутливо кивнул я, не понимая, где те рамки, что обрамляли нас в баре. — Имею право знать, не в секте ли я. Вдруг ты путём гипнотического внушения вынуждаешь людей быть сопричастными к твоим работам.