Немка - [43]

После окончания школы Саша изучал языки и литературу. Анна теперь работала в больнице санитаркой. Но с горя, с тоски по большой её любви она словно сникла, не стало её бодрости духа, её жизнерадостного настроения. Однако её сын, её Саша был тем, кто находил слова утешения для матери. После института он получил работу в центральной газете Республики Немцев Поволжья в Энгельсе. Однажды Саша признался матери, что он встретил девушку своей мечты и хотел бы на ней жениться. Её звали тоже Анна, ласково — Аня. Вскоре Анна узнала, что Аня беременна, и очень радовалась тому, что станет бабушкой. 5 августа 1936 года Александра Роора (ему было 26 лет) арестовали якобы за контрреволюционную деятельность. Анне было непонятно, в чем мог провиниться ее сын. Многих тогда забирали без всякой вины, как и Сашу. И тут Анна показала свою жизненную энергию, свой характер. Во многие двери стучала Анна и получила даже аудиенцию у НКВД, где она убедительно защищала своего сына и где она настойчиво пыталась получить разрешение на свидание с ним. Она сама лучше пойдет в тюрьму, только чтоб его освободили. Она пыталась даже охрану подкупить, но всё тщетно. Не дали ей свидания с Сашей и не нашли нужным эту слишком дерзкую женщину арестовать.

Саше дали 5 лет тюремного заключения по политическим мотивам.

С кем-то у Анны состоялся серьёзный разговор, и её убедили, что её сыну никто не сможет помочь. Так осталась она одна со своим горем. Её невестка стала Анны сторониться, с родившейся внучкой она всё реже получала возможность видеться. Без Саши, без любви, без внучки.

Печальная и униженная, вернулась Анна в наш Мариенталь. Дружественное, радостное окружение её близких родственников, бодрящие разговоры оживили постепенно её жизненную энергию, её прежний оптимизм. Жить она стала у своей мачехи Маргариты, т. е. в доме своего отца Йохана (Ивана) Германа (Франце Ханнеса), где жила её сводная сестра Берта. Хороший друг моего отца, доктор Корнелиус, устроил её на работу в больнице санитаркой по уходу за больными, и она проявила себя прилежной, добродушной, всегда готовой помочь работницей.

Её лучшей подругой была моя мама — её сноха. Все называли её Anagout, что воспринималось как «крёстная». Было ей тогда 45 лет. Её фартуки были обшиты пёстрой бейкой, что привлекало к ним внимание, а один из карманов отличался особенно затейливой яркой вышивкой, и мы, дети, знали, что в нем непременно можно что-то найти. Сперва она гладит тебя по голове и говорит, что зайчик опять приходил к ней и что-то положил в этот карман, а что — не знает, потом достает из кармана что-нибудь: конфету, завёрнутое печенье, маленькую красивую картинку или куколку самодельную — что угодно. Так же она приходила к моей сестре Марии, у неё уже было двое-трое детей. Для меня понятие «тётя» навсегда олицетворяло мою тётю Анну. Её красивые карие глаза, небольшой прямой нос (я думаю, единственный красивый нос во всей нашей родне). Невысокого роста, несколько округлой формы, в общем, вполне женственного сложения. Это была наша Анагоут, позднее тётя Анна, а еще позднее — тётя Нюра (для всех уже в Сибири). И такой я представляла себе мою бабушку Доротею, рожденную Боос, которая умерла, когда мой отец был подростком, а тетя Нюра еще маленькой.

В доме моей бабушки, мачехи моего отца (в доме Францев), происходило что-то необычное. Берта, которой было уже 31, еще никогда не бывала вместе с кем-либо из лиц мужского пола, даже не разговаривала ни с кем, кроме своих братьев. Теперь же старшие женщины семьи Герман: бабушка Маргарита (мать Берты), тётя Анна и моя мать Синэ решили, во что бы то ни стало выдать Берту замуж. Нашелся жених такого же возраста, такого же склада характера (прямо по Гоголю) — Мартин Зальцман, и родственники поженили их.

Сыграли скромную свадьбу, и Мартин пришел жить в дом Франце Ханнеса.

Когда до Анны дошло, что её тоже хотят с кем-то свести, она воспротивилась, даже слышать не хотела об этом. Её не покидала надежда, и она твёрдо еще верила, что Якоб к ней вернется. «Никакая другая женщина на земле не может его так любить, как я, и никакую другую женщину не может он любить, как меня». Это утверждение дошло до моего сознания, безусловно, не в те годы, а гораздо позднее, когда я уже была взрослой.

И всё-таки это сводничество состоялось. И состоялся новый брак моей тётушки. Анну заметил и она понравилась недавно овдовевшему весьма уважаемому, приятной внешности — отцу шестерых детей — человеку, работавшим бухгалтером или другим должностным лицом. И он нашел её единственно подходящей. И Маргарита, и Синэ, и Берта советовали Анне выйти за него замуж, утверждали, что он порядочный человек и его дети хорошо воспитаны, а она сама ведь любит детей. Да. Да. Да. Анна признавала все представленные аргументы, признавала, что это был бы разумный и правильный шаг в её жизни, но… она не могла выбить из своей головы Яшу. А Саша, её сын, как он расценит это, когда вернется? Однако после длительного разговора с глазу на глаз со своим братом Александром (моим отцом), который смог её убедить, что тщетно лелеять надежду на возвращение Якова и пора его забыть — после этого разговора Анна дала согласие на брак. Теперь она носила фамилию своего супруга — Гросс. К сожалению всех родных, через год закончилась их совместная жизнь, Анна ушла из семьи. Он был хорошим человеком, она хорошо обходилась с детьми, младшие называли её мамой. «Я не могу, — объясняла она моей матери. — Яков стоит перед моими глазами». И она вернулась в дом своего отца.