«Ты только не волнуйся, но тут к нам немецкая армия»
Отрывок из рукописи с условным названием «Апология», хранящейся в Нью-йоркской публичной библиотеке
ПЕРВЫМ немцем, вступившим в Ле-Туке, был одинокий врач, посланный осмотреть больницу при гольф-отеле, где лежало несколько раненых немецких солдат. Сам я его не видел, но капитану Камбье, французскому военному врачу, жившему вместе с нами, приказали его сопровождать, и, вернувшись, капитан сказал, что немец «тре коррект» — весьма учтив. Я тогда впервые услышал это выражение, но с тех пор слышал его так часто, что быстро к нему привык.
На какое-то время наступило затишье. А потом Жаклин Грант, дочка профессионального гольфиста Артура Гранта, принесла леденящие душу известия. За воротами их дома, в конце Авеню-дю-Гольф, выстроился целый взвод немецких солдат. Она увидела их утром, едва проснувшись, и чуть не подпрыгнула от неожиданности.
Успокаивало то, что и они вели себя «тре коррект». Единств венная их бестактность состояла в том, что двое из отряда, с винтовками наперевес и револьверами наготове, вошли в дом, арестовали Артура и приказали следовать за ними. Обманутые его детским румянцем, солдаты решили, что он призывного возраста. Только когда он объяснил, что ему пятьдесят четыре года и то, что они приняли за юношескую свежесть, на самом деле старческая бодрость, его отпустили.
Моя первая встреча с захватчиками произошла при довольно неудачных обстоятельствах. Если б я мог прожить жизнь сначала, я бы всеми силами постарался избежать того, что случилось. Все вышло как-то… неловко. Да-да, вот то самое слово — именно что неловко. Я не попал под пулю, но едва не сгорел от стыда.
Военное время во Франции отличается от мирного, в частности, тем, что вам перестают доставлять домой предметы первой необходимости. Если они вам нужны, то извольте добывать их сами. Тем утром нам нужны были овощи; мы попросили у мистера Кемпа грузовичок, который к тому времени уже починили, и отправились в Кюк. В Пари-Пляже тоже можно было еще достать овощи, но не в том количестве, которое требовалось Раймонду. Наш Раймонд был одним из тех поваров, которым для самовыражения нужно много материала.
Здесь, однако, я должен прерваться и, прежде чем продолжу рассказ, дать перечень действующих лиц.
В кузове:
Моя жена
Луиза, наша американская подруга
Коко, попугай (на плече у жены)
Собака Луизы (на коленях у Луизы)
В кабине:
Я
Золотце, пекинес (на сиденье)
Лопоух, боксер (на полу)
Сразу скажу, что ничего необычного в нашем экипаже не было: в Ле-Туке всегда когда едут куда-нибудь на машине, то берут с собой весь свой домашний зверинец — проветрить их и показать им окрестности. Если бы у меня спросили совета, я бы порекомендовал оставить попугая дома, но меня не спрашивали.
От нашего дома в Кюк можно ехать двумя разными дорогами: одна ведет на Этапль и на нее выезжаешь через Авеню-дю-Гольф, повернув затем направо, а другая ведет на Берк, и, чтобы выехать на нее, надо проехать мимо старого поля для гольфа и повернуть налево. Мы выбрали первый путь, в Кюке купили у фермеров овощей, свалили их на Золотце, которая лежала на сидении рядом со мной, и поехали назад по дороге, идущей мимо поля для гольфа. И только мы подъехали к зданию гольф-клуба, как наткнулись на отряд немецких мотоциклистов под командованием лейтенанта.
Мы остановились и уставились на них. Они тоже остановились и уставились на нас. В воздухе чувствовалось напряжение. То были дни, когда немцы с непривычки еще нервничали и опасались ловушек и засад. Когда они увидели машину, то заподозрили, что в ней как минимум скрываются беглые солдаты, а то и чего похуже. Слух об этом пробежал по рядам, достиг лейтенанта, и он подошел к нам устраивать проверку, начав, по немецкому обычаю, с того, что нагнулся и вперил грозный взгляд в мою жену.
Я бы сказал, что он сам напрашивался. Коко тоже так решил.
Коко — один из тех попугаев, которые наивно полагают, что всякая часть человеческого тела, попавшая в пределы их поля зрения, предназначена для того, чтобы ее клюнули. До немецкого вторжения у нас дома часто собирались офицеры восемьдесят пятой авиационной эскадрильи королевских военно-воз-душных сил, и ни один из них не избежал клюва Коко. Вытянуть гибкую шею и клюнуть немецкого лейтенанта в левое ухо было для него секундным делом. В то же самое мгновенье собака Луизы цапнула лейтенанта за палец. Это был идеально слаженный обводной маневр, известный в военной науке под названием «клещи».
К этому времени лейтенант уже начал понимать, что попал в переплет, и, мне кажется, он охотно бы отступил, но долг службы обязывал его осмотреть еще и кабину, поэтому он обошел наш грузовичок и открыл дверь.
Поскольку Золотце спала под овощами, то первое, что бросилось лейтенанту в глаза, был свернувшийся клубком Лопоух. Медленно разворачиваясь, он вежливо поднялся поздороваться. Непривычному взору, наверное, показалось бы, что тут несколько ярдов палевой собаки.
Боксеры — говорю тем, кто незнаком с этой породой, — добрейшие собаки на свете, но, увы, наделены мордой, которая намекает на самый злодейский характер. У боксеров огромная пасть, горящий пронзительный взгляд, сурово нахмуренный лоб, а из уголка рта постоянно выглядывает острый белый клык. Во время знакомства боксер издает низкий рокочущий звук. На самом-то деле он мурлычет, но очень кажется, что рычит.
