Немка - [33]

«Ну, товарищ грузчик (так и сказала „грузчик“) из Степного Кучука, — смеясь, сказала одна. — Плохо идут дела?». Другая принесла две лопаты, и они бойко стали пересыпать зерно. Я же подгребала только тонким слоем рассыпанную вокруг пшеницу. Когда их позвали для разгрузки в один из отдаленных амбаров, моё задание уже было полностью выполнено. Спасибо вам, дорогие мои, совершенно незнакомые мне женщины!

Устроившись поудобнее на зерне, я крепко уснула. Проснулась от голоса одной из тех женщин. Испуганно вздрогнула я от внезапного её вопроса: «Твоя фамилия Герман?» — «Да-а-а», — ответила я, вставая. «Тебя ищут. Из НКВД». Слово НКВД меня не испугало, а то, что меня ищут, скорее обрадовало. Наконец-то я уеду отсюда.

Женщина помахала кому-то рукой, и к нам подъехала грузовая машина, по-моему, 3-х тонка, и я по знаку одного из сидевших в кабине перебралась в кузов. Женщина, которая меня нашла, широко и вопросительно таращила на меня глаза и, как мне показалось, с сочувствием. Почти из всех амбаров вышли люди, с недоумением смотрели они мне вслед. У пропускного пункта была короткая остановка, и мы двинулись дальше. День клонился к вечеру, и с некоторой радостью я отметила, что хорошо и долго спала на зерне в амбаре. Теперь же я устроилась, сидя спиной у кабины на пустом грязном полу деревянного кузова, в котором кроме меня были две пустые металлические бочки из-под какого-то горючего: керосина, солярки или бензина. Одна из них стояла вертикально, и отверстие её было заткнуто деревянной затычкой. Другая бочка не имела пробки, и она беспрепятственно каталась, громыхая по кузову туда-сюда, а мне приходилось руками и ногами отталкивать её, если она катилась в мою сторону. Но самым неприятным, я бы сказала, ужасным было то, что из бочки выливался остаток жидкого горючего, и я уже чувствовала под собой эту жидкость. И когда, отъехав подальше от Кулунды, дорога превратилась в сплошные ухабы, вторая бочка упала, пробка из нее вылетела, и из отверстия полилась струйка жидкости, мне стало совсем худо. Иногда на больших ухабах бочки подскакивали, и я бы нисколько не удивилась, если б какая-нибудь из них выпала за борт. Подо мной всё было мокро, нестерпимо! Все, что было на мне надето — промокло. И я расплакалась. Сил защищаться от двух громыхающих тяжелых бочек у меня не стало совсем. Плотно прижавшись спиной к кабине, согнула ноги и крепко, как могла, обхватила руками колени и опустила на них голову. Пусть будет что будет. Мысли путались. Почему за мной приехали НКВДисты? Может, меня арестовали и везут в тюрьму? За что? За то, что уехала в Кулунду? Но Галина заверила, что Кондрик всё согласует… К тому же, они обращаются со мной как с преступницей. Они могли бы меня посадить в кабине, там места вполне хватило бы. Вместо этого я голодная, изнуренная должна защищаться от едкого горючего. Два-три удара пришлись мне в голову и в правую руку ниже локтя. Однако ухабы на дороге уменьшились и постепенно исчезли. Мы ехали по крупному населенному пункту. Это было Родино. Машина остановилась во дворе солидного деревянного дома с большими окнами. Над дверью была вывеска. Я прочла: «Народный Комиссариат внутренних дел. Районный отдел с. Родино Алтайского края».

Всё понятно. Я прибыла в НКВД. Страха не было, а паники меня приучали с детства не допускать. Мужчины вышли из кабины, один из них ушел в дом, другой — шофер — опустил задний борт кузова и столкнул обе бочки с машины. Спустя некоторое время вернулся из дома тот мужчина, а с ним еще один постарше. Тот, который постарше, взобрался на колесо грузовика и, держась за борт, равнодушно или просто спокойно оглядел меня, еще подумал, глядя куда-то в сторону, и предостерегающе напомнил мне, чтобы впредь я никогда без разрешения комендатуры никуда не выезжала, даже если сам товарищ Кондрик прикажет. «Поняла?» — спросил он требовательно. Я только кивнула головой. Он спрыгнул с колеса. Теперь шофер предложил мне сесть в кабину. В ответ я покачала головой. Сидела я всё так же, обхватив колени руками, прикрытая своим зимним пальтецом, полы которого тоже промокли от горючего. Шофер попросил меня постучать в кабину, когда мы в Кучуке приблизимся к нашему дому. Итак, я еду домой. Мы прибыли, когда уже смеркалось, и я смело побежала к дому. Два дня я оставалась в семье, потом рассыльная принесла мне повестку с требованием завтра выходить на роботу.

После пребывания в Кулунде все полевые работы показались мне развлечением. До октября мы были в поле, затем предстояли работы на току.

Учебный год начался, когда выпал снег.

Глава 8

В седьмом, т. е. в выпускном классе нашей неполной средней школы все учащиеся были в возрасте 14–15 лет. Исключением была Вера Шевченко. Её мама Антонина Фёдоровна была учительницей начальных классов и сумела свою дочку определить в школу в возрасте 7 лет. Согласно новому закону о школьном образовании 1936 года, в школу принимались дети, достигшие полного 8-летнего возраста. Мне в том году еще в феврале исполнилось 7 лет, и мой отец пошел со мной в районный отдел Народного образования, чтобы показать, насколько его дочь была подготовлена к школе. (Я читала, писала и решала задачи даже за 2 класс.) Однако никого это не интересовало, боялись пойти на конфликт с законом. Лучшая моя подруга в Мариентале Ирма Зандер была всего на год старше меня и уже училась во втором классе, а я должна была еще радоваться целому дополнительному году счастливого детства, подаренному мне этим новым постановлением.