Немец - [13]
Антон решил от нечего делать помочь иностранцу, который, судя по обрывкам произносимых им слов, очень неплохо говорил по-английски, хотя и с акцентом, в котором угадывался уроженец Германии или Австрии.
—May I help you?— поинтересовался Антон у иностранца.
—Ich danke Ihnen…Thank you so much!— немец отозвался с такой радостью, будто узнал в Антоне своего старшего брата, с которым не виделся лет двадцать,— I am looking for some old high reliefs, removed from the first Church of the Christ the Savior after it had been destroyed by Stalin. Do you know where I can find them here?
—Горельефы с Храма Христа Спасителя? Могу показать, нет проблем. Идите за мной. Мы сейчас только обойдем Малый собор. Это собор… Донской иконы Божьей Матери…
—Мне кажется, я слышал что-то про эту икону. Или читал в путеводителе. Очень интересно. Это когда была война… Когда Гитлер наступал на Москву, говорят, с этой иконой самолет летал над городом. Собор старый? Ему уже… сколько ему лет?
—Думаю, четыреста. Можно спросить кого-нибудь. А насчет самолета не знаю. Может быть, и летал. Знаете… Я слышал, останки Тамерлана тоже летали над линией фронта. В бомбардировщике. Как раз зимой 1941-го. Или 1942-го…
—Я тоже где-то читал про раскопки в Средней Азии и проклятие рода Тамерлана… Это все больше интересно любителям мистики.
—Простите, но после того, как останки Тамерлана были перезахоронены, наши войска под Сталинградом окружили армию Паулюса. Что-то в этом есть.
Разговаривая таким образом, Антон и его случайный спутник обошли собор. Их взору открылись десятки старинных, основательных серо-черных надгробий. Солидный возраст охраняемых ими могил трансформировал эти мрачные конструкции в исторические памятники, так что их вид уже давно не внушал священного трепета перед неизведанным потусторонним миром прогуливающимся здесь людям.
Соборная колокольня вдруг словно очнулась ото сна… Гулко ударил колокол, и уже через десять секунд мир наполнился радостным перезвоном. Был большой православный праздник, и «на Москве» звонили повсеместно и от души.
Ральф и Антон подошли к восточной стене Донского монастыря. Они осторожно ступали по выложенной булыжным камнем тропинке, на которой в этот час не было больше ни одной живой души.
—Немного похоже на колокола наших церквей в Германии,— заметил иностранец, оглядываясь по сторонам в попытке обнаружить искомые горельефы.
—Так вы из Германии? Your English is perfect. Вы где в Германии живете?
—В Баварии, в красивом городе недалеко от Мюнхена. Но родился я не в Баварии, а в Вене, в Австрии. Хотя предки мои все из Ландсхута. Кстати, ваш английский тоже просто замечательный. За три дня моего пребывания в Москве я еще не встречал ни одного русского, который так говорит на иностранном языке.
Тропинка повернула круто влево.
—Спасибо. Ландс… Ландсхут? Это тот красивый город, где вы живете?
—О, да, Ландсхут. Очень красивое место. Там, на холме, есть…
—Так, секунду,— Антон прервал ностальгические воспоминания немца о родине.— Вот они, прямо перед нами.
Немец заметно оживился, спрятал путеводитель в карман коричневого вельветового пиджака с логотипом неизвестной фирмы. Он вертел головой, оглядываясь по сторонам, приподнимался на мысках ботинок, словно пытался заглянуть за пределы высокой монастырской стены.
—Почему вы искали эти горельефы?— спросил Антон, удивляясь тому, что до сих пор не покинул чужого человека.
—Честно говоря, ничего особенного. Просто в путеводителе это кладбище помечено как одна из достопримечательностей Москвы для, так сказать, вдумчивого туриста, которому недостаточно посмотреть на мавзолей Ленина или сходить в большой магазин на Красной площади…
—ГУМ.
—Да… ГУМ. И, соответственно, рассказано про эти скульптуры.
—Интересно, что у вас про них пишут?— Антон задал этот вопрос, решив для себя, что он станет завершающей точкой в их разговоре и его знакомстве с иностранцем, от которого уже начал уставать.
—Пишут, это единственное, что осталось от того, оригинального Храма Христа Спасителя, который взорвали… э… в декабре 1931 года. А также, что эта часть монастыря стала местом тайного паломничества русских диссидентов… Вы знаете, история для меня только хобби. Я в истории полный профан. Прочитаю — и сразу забуду. Я всю сознательную жизнь работал на радио в Мюнхене. Но мне нравится изучать другие страны и города изнутри, знать чуть больше, чем остальные иностранцы.
«Вот это да,— подумал Антон,— совпадение, однако».
Дело в том, что он тоже когда-то работал на радио и всегда охотно шел на контакт с бывшими коллегами. Вот и сейчас решил для себя, что расставаться с немцем рано.
—Вы знаете… Кстати, меня зовут Антон, а вас?
—Я Ральф. Из династии ландсхутских Мюллеров. Будем знакомы!
—Окей.— Они пожали друг другу руки.— Знаете, я вот историей всегда интересовался. Правда, после перестройки пришлось заново переучиваться. Вранье было в прошлом, да и новым враньем завалили прилавки всех киосков и книжных магазинов. Это была просто…— Антон не знал, как по-английски сказать «вакханалия»,— это был какой-то ужас. Ладно, это, как говорится, «из другой оперы». Про то, что мы с вами стоим на месте паломничества диссидентов, я вам ничего не скажу. У нас подобный факт, во всяком случае для большинства граждан, никогда не превратит место в достопримечательность. Эти самые горельефы, которые вы искали, разделили странную судьбу самого храма. Храм закладывали три раза. И за двести лет три раза… как это сказать, освящали его первый камень…
История не заканчивается. Иногда события и предметы словно вынуты из линейного потока и кажутся митчелловской «бесконечной матрешкой раскрашенных моментов». Романы Юрия Костина «Немец», «Русский», «Француз» — тот случай, когда прошлое продолжает напоминать о себе, управляя выбором и судьбой своих героев в реальном настоящем. Яблоневый сад в деревне Хизна осенью 1941-го, советская «Пирожковая» на Рождественке и Октоберфест в Мюнхене, карибский аэродром, шаманская река и альпийское озеро, бульвар Санта-Моника, штаб Кутузова в Тарутино и обсерватория НАСА на вершине Мауна-Кеа — вот только некоторые «пазлы» из хроник Антона Ушакова. У вас в руках второе издание романа «Русский».
История не заканчивается. Иногда события и предметы словно вынуты из линейного потока и кажутся митчелловской «бесконечной матрешкой раскрашенных моментов». Романы Юрия Костина «Немец», «Русский», «Француз» — тот случай, когда прошлое продолжает напоминать о себе, управляя выбором и судьбой своих героев в реальном настоящем. Яблоневый сад в деревне Хизна осенью 1941-го, советская «Пирожковая» на Рождественке и Октоберфест в Мюнхене, карибский аэродром, шаманская река и альпийское озеро, бульвар Санта-Моника, штаб Кутузова в Тарутино и обсерватория НАСА на вершине Мауна-Кеа — вот только некоторые «пазлы» из хроник Антона Ушакова. Новый роман Юрия Костина «Француз» — о преодолении границ и конфликтов, даже самых болезненных: между людьми, которых еще вчера называли «союзниками» или, например, «братскими народами».
Павлу, молодому офицеру спецслужб, доверено важное дело: охранять находящегося на отдыхе в Форосе президента СССР Михаила Горбачева. И никто не догадывается, что у него есть еще и тайное задание: ликвидировать первое лицо страны. Павел не выполняет приказ и тайно вывозит Горбачева из Фороса, чем навлекает на себя гнев заказчиков. И теперь ему необходимо спасти президента и уцелеть самому. А в стране в это время начинается переворот…
Изустная история вьетнамской войны от тридцати трёх американских солдат, воевавших на ней.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.