Немцы в России. Мятежный род Баллодов между немцами, евреями и русскими - [37]

Балтийские памфлеты и корреспонденции последнего времени выражают с полной откровенностью то понятие о России, которое преподносится умам балтийских реформаторов. Россия есть-де не более как монгольская орда, которая не имеет будущности. Она лишена всякой идеи, всякого внутреннего духа и управляется грубой силой, которой надобно только льстить, для того чтобы употреблять ее против нее же самой. Сами государственные люди России помогут-де как нельзя лучше исполнению замыслов, явно ей враждебных».

Катков вынужден признать, что немецко-балтийское общество расширяется с каждым днем, захватывая в свою среду «туземные, не немецкие населения. Этому способствует распространяющееся в массах образование, которое своим органом имеет исключительно немецкий язык». Но тут же Катков указывает на опасность этих действий остзейцев для них же самих. Не боясь при этом использовать высокомерную терминологию остзейцев:

«Россия, как она ни глупа, не все же будет оставаться таковою. Либо она при том ходе, какой принимают дела в мире, развалится в своем составе и исчезнет как великая держава, либо она станет умнее… Если до сих пор отчужденное от русского народа положение было выгодно для обитателей окраин России, то с течением времени оно должно стать настолько же невыгодным. Балтийский рыцарь прежнего времени, возносясь своими привилегиями над «древними российскими подданными», пользовался всеми удобствами и выгодами русского гражданства; он был везде принят как свой. Балтийским уроженцам даже предпочтительно перед всеми другими был открыт доступ ко всем степеням власти, ко всем государственным положениям. Они с честью и не без выгоды для себя занимали всякого рода государственные должности – и военные, и гражданские; они представляли при главных европейских дворах национальные интересы России. Дело в том, что они составляли изолированную корпорацию, но никто не считал их отдельной нацией, да и немецкая национальность в былое время была более идеей, нежели политическим термином. Положение балтийских уроженцев неизбежно изменится с перенесением сословных привилегий на национальную почву. Как скоро в России утвердится убеждение, что эти провинции суть край немецкий, что центром его тяготения есть чужая нация, то невозможно ожидать, чтобы уроженцы Балтийского края могли пользоваться в России прежним доверием.

Германизация Балтийского края делает несомненные успехи, и рыцарство помогает этому результату всей силой своего привилегированного положения. Это факт, который отрицать невозможно. Некогда балтийское рыцарство не допускало и мысли о германизации латышей и эстов. Теперь это ставят в упрек ему, и нынешние балтийские рыцари призываются к уплате фальшивого векселя, писанного на их предков, в ущерб долгу действительному и священному для них, по собственному их показанию. Германизация края поставлена главной задачей для привилегированных балтийских сословий. Балтийский край должен стать в полной мере Германией».

Катков не боится указывать на исключительную роль немцев в царской администрации: «Немецкий элемент в России не ограничивается балтийскими провинциями; он разбросан в ней повсюду большими или меньшими группами. Этот столь доброкачественный элемент в нашем национальном составе, не знавший доселе иного патриотизма, кроме русского, – может ли он остаться столь же доброкачественным ввиду немецкого государства, зачинающегося в недрах России? Не будут ли эти люди непреодолимо затребованы на служение делу узаконенной ненависти к русскому народу и привилегированной вражды к Русскому государству?»

Катков понимает, что русификация Прибалтийского края не может не вызывать межнациональных напряжений: «Призыв быть членами единой русской семьи не обязывает остзейских немцев ни к какому насилию над собой. Их вера, их обычаи, даже их предрассудки, их хорошее и дурное – все может остаться при них. Никто не требует, чтобы они переродились и перестали походить на себя. Государственное требование, которому они призываются способствовать, нестеснительно, просто и ясно. Край, в котором они живут, есть часть Русского государства, и правительство, которому он подчинен, не может иметь иного характера, кроме русского. Требуется только, чтобы все правительственное, то есть все общеобязательное, имело своим органом русский язык. Нет надобности лишать край тех провинциальных особенностей, которые не вредят государству. Многое может быть допущено в видах удобства, но ничего – в смысле признания чуждой Русскому государству национальности».

И еще. Приведем слова Каткова о языке общения высших слоев общества того времени: «Вы гордитесь превосходством германской культуры, которую считаете своей, но достоинство всякой культуры измеряется ее общечеловеческим значением. Недавно было время, что в Германии господствовала французская культура и французский язык вместе с французскими нравами был признаком высшего общества, как теперь в России. Фридрих Великий, положивший начало могуществу Пруссии и нынешнему объединению Германии, предпочитал французский язык немецкому, который казался ему грубым и варварским».