Немцы в России. Мятежный род Баллодов между немцами, евреями и русскими - [24]

Давыд Баллод с апреля 1846 года начал службу в Ляудоне (его направили в самый дальний конец Лифляндии) и справлялся с обязанностями весьма успешно: за два года привлек в православие более 7000 лютеран, хотя действовал в условиях, которые трудно ухудшить. Церковь размещалась в казармах военного постоя. За урон, нанесенный лютеранской церкви, пасторы его прозвали чумой.

Карта Лифляндской губернии. Уезды: 1) Валкский, 2) Венденский, 3) Верросский, 4) Вольмарский, 5) Перновский, 6) Рижский, 7) Феллинский, 8) Эзельский, 9) Юрьевский (Дерптский)

До того как остзейцы изобрели эффективные средства борьбы с «бунтующими» крестьянами, в православие перешло более 100 тыс. человек. Подводя итоги 1846 года, лифляндский жандармский штаб-офицер подполковник Гильдебрант сообщает, что за 1845 и 1846 годы всего присоединились 37 279 человек и приписались для присоединения около 70 000 человек, и добавляет характеристику состояния в «бунтарском» крае: «Мнение мое относительно необоснованности опасений лифляндского дворянства, будто движение в Лифляндии крестьян к православию будет неминуемо ознаменовано возмущением и даже кровопролитием, подтверждается в полном смысле слова: ибо доселе спокойствие нигде нарушено не было»[34].

Но кому же движение конверсии оказало услугу – русскому элементу в Прибалтике или немецкому? Вот слова Ю. Ф. Самарина – убедительные и очевидные любому: «Вся местная власть губернская и уездная, все начальники городской и земской полиции, и (не говоря о пасторах) все помещики происхождения немецкого, лютеранская вера почитается ими главною и господствующею»[35].

Еще более трезвую оценку дает П. А. Валуев 3 ноября 1845 г. в докладной записке «Административные вопросы, заслуживающие особенного внимания правительства в Лифляндской губернии»:

«Отрешение латышей и эстов от лютеранства сопряжено с важным преобразованием в земском быту и сверх того сопровождается неосновательными слухами, несбыточными ожиданиями и опасным для общественного спокойствия ожесточением противу помещиков, равно и нередко притеснением крестьян со стороны землевладельцев. Посему присоединение лифляндских поселян к православной церкви есть дело преимущественно политическое»[36].

Перипетии движения

Лифляндское дворянство и лютеранское духовенство не склонны были сдаваться. Например, о своих злоключениях в Мариенбурге (Алуксне) сообщал Филарету священник Михайлов. Барон Фитингоф, оказывается, его грубо выругал и всячески препятствовал производить запись крестьян, желающих принять православие. Михайлов принужден был уехать из Мариенбурга преждевременно, не закончив исполнения своего дела.

Для производства записи в православие помещики нарочно назначали места, которые находились далеко от местностей, заселенных православными. Отводили совсем неподходящие помещения: корчмы, кузницы и даже сараи. Отправляясь на место записи, крестьяне должны были взять у помещика особый билет, если одна партия отправилась к месту записи, то другая могла получить его только тогда, когда первая вернется.

В присутствии немца-чиновника крестьянин должен был произнести следующую официальную формулу:

«Я… уезда… имения… прихода… усадьбы крестьянин……… после двукратного устного увещевания заявляю, что от всего сердца и души желаю перейти из лютеранства в православие. Переходя в православие, я не требую и не ожидаю от правительства никаких мирских благ, а от помещика не жду послаблений, но перехожу в православие только для спасения своей души. После присоединения обещаю так же, как до сих пор, беспрекословно подчиняться законным властям, а также служить и работать для своего помещика. Обязуюсь и свято клянусь исполнять это обещание, ибо в случае неисполнения мне грозит строгое наказание. Богослужение желаю слушать на латышском языке, который я знаю. В удостоверение сказанного подписываюсь… или собственноручно ставлю три креста. Сие удостоверение принял… в присутствии чиновника…»

Как старики, так и молодые эту формулу должны были выучить наизусть. Если кто-то начинал запинаться или ошибаться, чиновник такого гнал прочь. Прогоняемому давали срок, по истечении которого он мог явиться снова. Само собою понятно, что враги православия старались использовать помянутый срок на отговоры от принятия православия, не стесняясь средствами увещевания. После приписки крестьянам давался шестимесячный срок до окончательного присоединения. Эти шесть месяцев для крестьянина были временем искушения, а иногда даже пыток и унижений. Как помещики, так и пасторы прилагали все старания для того, чтобы вернуть крестьян в лютеранство. Угрозы, издевательство и пытки пускались в ход в случаях, если крестьяне упорствовали. Те, кто стойко выдерживали искус и не отказывались от присоединения, должны были в назначенное время явиться в указанные властями места, где священник совершал обряд присоединения.

Генерал-губернатор Головин, ознакомившись с местными обстоятельствами, в своем годовом отчете писал:

«Строго охраняя свою немецкую национальность, местные помещики хотели бы, чтобы Прибалтийский край носил немецкий характер. Привыкшие испокон веков смотреть на своих крестьян как на свою полную собственность, они стараются изобразить переход крестьян в православие восстанием и даже бунтом против существующего строя».