Немая - [8]

*пидступны — коварны, обманчивы.

Придерживая одной рукой бабкину корзину на плече, сделала осторожный шаг. Ещё один и ещё. Чувствовала себя нагруженным осликом, у которого судьба такая. Но я-то сама впряглась. Жаловаться не на кого. Под тяжестью ноши горбилась, но зато под ноги смотрела не отрываясь.

— Ступай сюды, — скомандовала моя провожатая, стоя на краю тропы.

Не задумываясь, шагнула следом. Легкий туман, чуть голова закружилась, и я уже в другом лесу на другой тропе. Воздух хвойный, горячий, колючие веточки ёлок, растущих вдоль тропы, стегали по ногам. Но осматриваться некогда. Видела только подол юбки впереди идущей старухи.

Так вот они какие, складки. Место, где знающий человек может пройти через пространство, как игла проходит через сложенную ткань. Был на одной стороне, шаг — и в другом месте вышел. Как интересно! Наверное, старуха далеко от того места, где мы встретились, живёт, если через складки ходит.

Ельник закончился. Мы шли вдоль поля. Солнце у горизонта почти. Отдохнуть бы, пот с лица смахнуть, воды попить. Но отупев от усталости, плелась следом, едва ноги переставляя.

— Сюды ступай, — ещё раз предупредила бабка, стоя у одной ей приметного места.

Послушно сделала шаг в чуть заметное марево. Ощущения те же: лёгкое головокружение и туман перед глазами, которые быстро проходят, стоит сделать пару шагов вперёд.

Вышли к опушке леса, растущего на возвышенности, с которой можно осмотреть окрестности. Вдали деревня немалая. Дворов сотня, наверное. Дорога по низине проходит, по которой в сторону деревни плетутся несколько лошадок, запряжённых в гружёные телеги.

— Не видставай! — окликнула бабка, и я, понимая, что иду из последних сил, потрусила на её голос.

Вдруг где-то совсем рядом заорал петух. «Вроде на закате они не поют?» — подумала я сквозь пелену усталости. Подумала и забыла. Давайте уже придем или привал сделаем. Иначе упаду, придавленная тяжестью грибной, и больше не встану. Есть хочется, Пых скулит. Корзинка плечо так отдавила, что, похоже, всю оставшуюся жизнь кособокой буду.

— Слыш, кочет спивае? То дом близко. Как мене почуе, так зараз спивать починат, — рассказывала бабка, которую я почти уже не слышала.

Вдруг мне резко полегчало. Оказывается, стоим мы уже у крыльца дома, обнесённого высоким и крепким забором. Корзину старуха у меня забрала и в дом занесла. Я со стоном села на край ступеньки, пытаясь прийти в себя. Ноги и руки мелко подрагивали.

— На, попей, — хозяйка сунула в руки деревянный ковш. Я жадно глотала тёплую воду. Наверное, в ведре весь день стояла. А может, и вовсе с вечера, зачем-то подумала я, постепенно приходя в себя.

Пых скулил, и я вытащила его из корзины. Малыш был грязный и вонючий. «Горюшко ты моё! Что же мне теперь с тобой делать? Как лечить? Но сначала помыть надо», — вздохнула, осматривая двор. На углу дома для сбора дождевой воды стояла большая бочка, а рядом горшок глиняный с отбитым краем. Думаю, можно будет им воспользоваться. Вряд ли это «чистая» посуда.

Пых возмущённо орал. Не любит мой питомец мыться. На шум старуха вышла из дома. Забрала стоявший на перильцах ограждения ковш, заглянула в грязную корзинку, покачала головой.

— Дрыще твоё куценя, — не столько спрашивая, сколько утверждая сказала она.

Со вздохом кивнула. Мокрого, но чистого Пыха завернула в полотенце, высушивая шёрстку. «Лапушка мой», — согревая, прижала его к груди. Первая живая душа, встреченная в этом мире. Маленький, ещё более несчастный, чем я, пушистый комочек. Понять, что зверушка нуждается в лечении было не сложно. Что же делать?

— Треба, шоб оно выпило усе, бо сдохне, — бабка вернулась с деревянной ложкой в руках. В круглом черпачке плескалась тёмная жижа. — Ты куцыня тимай, а я в пасть лить зачну. Може, оклемается.

Почему-то мне казалось, что зверька нельзя принуждать. Вот интуиция вопила — нельзя с ним так! Забрала ложку у старухи, вернулась на ступеньку. Держа малыша на коленях, подсунула питьё ему под мордочку:

«Пых, это надо выпить. Иначе ты умрёшь, уйдёшь за грань, оставишь меня одну, — не зная, как объяснить маленькому существу, что такое смерть, я вспоминала разные синонимы. — Бабка предлагает поить тебя насильно. Но я так не хочу. Знаю, что ты тоже не хочешь, чтобы тебя держали. Пей сам. Ты же умный. Пей, Пых, пей!» — мысленно уговаривала я питомца.

Найдёныш вздохнул тяжко, понюхал зелье, отстранился и потряс головой. Ещё раз вздохнул и начал лакать. Останавливался, демонстрируя всем своим видом, что пойло «бе-е-е!», но вылакал всё до конца.

— Ось як ты его ублагала? — удивилась старуха и ушла в дом.

Положила уставшего Пыха на нагретое мною место, взяла корзинку и пошла её отмывать. Выбросила в мусорную кучу грязную траву, порадовалась, что не пострадала берестяная коробочка и, поливая из битого горшка, смыла всё, что осталось. У крыльца перевернула, чтобы просохла. Взяла зверька на руки и сама сжалась в комок. Солнце село. Хоть и было еще светло, но стало зябко. Да ещё и в воде прохладной наплюхалась, отмывая переноску. А в дом нас никто не зовёт.

— На, поснидай, та лягай почиваты, — старуха протягивала мне ломоть хлеба и кружку.