— Завтра пойдем в лес. Должны появиться опята…
— Их еще нет.
— Ну и пускай, но я хочу в лес…
— В твоем-то положении?..
Нюра ничего не ответила, но я потом спросил ее, что у нее за положение. Она, видимо, не ждала такого моего вопроса.
— Зимой ты станешь дядей…
И, видя, что я не понимаю, разъяснила:
— У меня будет сынок или дочка. Тебе хочется?
— Хочется, — подтвердил я, хотя это была неправда. Всерьез мне хотелось только, чтоб кончилась война и чтоб дома все было по-прежнему.
Поздно вечером, когда Нюра зажгла лампу, к Кириллу Петровичу пришла седая учительница. Сразу с порога она начала:
— Кирилл Петрович, а поостроумнее вы ничего не придумали?
— Что такое? — удивился он.
— Я никогда не вела математику…
— Поведете.
— Но я все-все забыла.
— Вспомните.
— Нужны способности.
— Появятся.
— Но я не хочу. Понимаете — просто не хочу.
Кирилл Петрович посмотрел на нее строго и холодно:
— Что значит «не хочу». Такие слова забывать надо. Думаете, наши на фронте все хотят и все умеют? Но надо — значит, делают свое дело… — И добавил: — Поймите, что больше некому.
После этого он перечислил всех мужчин-учителей, которые мобилизованы в армию.
— Звонил в РОНО — оттуда мне ответили: «Обходитесь своими силами.»
Учительница усмехнулась:
— Это я-то сила?
— Сила и очень значительная.
Я считал, что они договорились, учительница вроде бы согласилась, но вдруг она отвернулась и заплакала. Кирилл Петрович нахмурился и прошелся по комнате:
— Вот это уж ни к чему…
— Я больше не буду, — по-детски сказала учительница и ушла.
Ночевать Кирилл Петрович повел нас с Гришей в пустой класс. Грише постелили на столе, а мне на полу.
Гриша сразу уснул, а я сперва задремал, а потом очнулся и вдруг понял, что не усну. У меня так случается — не хочется спать, и все. Впрочем, на этот раз была причина. Мешали мыши — безвредный зверек, ничего человеку сделать не может, но все-таки немного боязно. Хоть бы одна, а то целых две: одна где-то под шкафом перекатывала сухую корку, а другая грызла дерево в углу — может, прогрызала себе новый ход. Я попробовал вспугнуть их — хлопнул по полу ладонью и прошипел: «ш-ш-ш». Они на минуту умолкли, а затем опять принялись за свое. Сперва я хотел разбудить Гришу, но побоялся, что он поднимет меня на смех. Это была длинная, прямо-таки бесконечная ночь. Сперва я пробовал уснуть, но потом понял, что из этого ничего не выйдет, и подошел к окну. Оказывается, школа находилась совсем недалеко от железной дороги. По высокой насыпи прошел поезд. Отлично видны были окна вагонов и даже искры из трубы паровоза. Белел ствол березы, освещенный из окна. Потом этот свет погас и стал виден школьный сад. Звезды не светили. Они были закрыты низкими облаками.
Я спустился вниз и вышел во двор. Откуда-то из дальней дали донесся гудок паровоза. Потом он умолк и стали слышны удары капель начинающегося дождя о железную крышу.
Когда я вернулся со двора и вошел по лестнице на второй этаж, то никак не мог найти нужную дверь. Я заглянул в один класс, в другой и нигде не нашел Гриши. Я вспотел от волнения, открыл какую-то дверь и решил хоть где-нибудь улечься спать, как вдруг заметил, что в углу стоит кто-то белый. Мне почему-то показалось, что это муж Нюры. Шепотом я окликнул его:
— Кирилл Петрович!
Но он не откликнулся и не пошевельнулся. Я сделал шаг или два вперед и вдруг увидел, что это не Кирилл Петрович, а скелет человека. Он смотрел на меня темными впадинами глаз и скалил зубы. Я кинулся от него прочь. От страха не сразу нашел дверь, все натыкался на какие-то шкафы. Наконец, выскочил в коридор. Тут виднелся темный силуэт человека. Это был Кирилл Петрович.
— Не спится? — спросил он.
— Угу, — промычал я.
Теперь-то я понял, что попал в кабинет биологии, у нас в школе был такой скелет, и он тоже стоял в углу.
Утром мы попросили Нюру, чтобы она завела граммофон. Вместо нее ответил Кирилл Петрович:
— Граммофон не играет. При переезде сломалась мембрана… Там пустяки, надо будет как-нибудь припаять…
(Надеясь, что он исправит граммофон, я позже наточил на бруске десятка два иголок. Услышать голос этого граммофона стало моей мечтой, но мечта эта так и не сбылась.)
Запомнилось также наше возвращение домой. И не все возвращение, а только кусочек. Где-то на полпути мы присели отдохнуть на поваленную ветром осину. Откуда она взялась на берегу Виляйки? Кругом рос только кустарник. Вершина осины касалась воды, а ствол лежал на берегу. Гриша молча смотрел на воду, а я сидел рядом. Плеснула большая рыба, и по тихой воде пошли круги.
— Вот тут карась хорошо клюет, — проговорил Гриша. — Один раз я здесь десять штук взял…
Этот случай я помнил. Мама пожарила тогда их в сметане. Превкусные были караси, только очень уж костистые.
Так закончился наш поход в Алмазово.
* * *
В феврале мама ходила в Алмазово и, вернувшись, сказала, что Нюра родила девочку, которую назвали Светой. Теперь я стал дядей… Оказывается, и второклассники могут быть дядями.
От отца мы получили письмо — их часть стояла на отдыхе. Он сообщал, что видел пленных немцев, обутых в огромные, сплетенные из соломы валенки. Мама и я сразу написали ему о всех наших домашних новостях.
