Нелинейное будущее - [16]

Лейтмотивом интеллектуального переворота, совершённого европейцами Нового времени, стало перемещение Божества из прошлого в будущее. Идея «детерминации будущим», устремлённости природных и социальных процессов к идеальному состоянию (по К. Марксу, анатомия человека есть ключ к анатомии обезьяны) овладевала сознанием философов, учёных и обывателей. Впервые в истории на смену «постфигуративным» культурам пришла культура «префигуративная», постулировавшая в качестве определяющих ценностей новизну и прогресс. Бог превратился в Сверхпотомка, «Сына всех сыновей», которому теперь и были переданы функции верховного Эталона, Арбитра, а то и Демиурга3.

Этот переворот, его культурно-исторические предпосылки и последствия подробнее рассмотрены в §1.1.2.6. Здесь же отметим, что к концу XVIII века среди передовых европейских интеллектуалов успел утвердиться и всё глубже проникал в массовое сознание качественно новый образ истории как восходящей линии или лестницы развития «от худшего к лучшему» (post hoc ergo melius hoc).

Позже, когда новое мировосприятие, в свою очередь, почти безраздельно возобладает в Европе и будущее сделается «синонимом радости», образ Сакрального Потомка будет обозначен фразеологическими маркёрами типа: «Юность всегда права», «История меня оправдает», «Будущие поколения оценят (не простят)», «Время всё расставит по своим местам»… Но в конце XVIII – первой половине XIX века оптимистическая, преимущественно линейная и жёстко евроцентрическая (служившая надёжным основанием колониальной экспансии) картина прогрессивного развития пробивала себе дорогу в остром конфликте с прежними архетипами.

По мнению И.М. Дьяконова [1994, с.10], первым, кто ясно сформулировал идею о «последовательном и бесконечном прогрессе человечества», был маркиз Ж. де Кондорсе, активный участник Французской революции (казнённый впоследствии своими же единомышленниками). Уточним, однако, что на вывод о бесконечном прогрессе пылкий оптимист всё-таки не решился, поскольку совершенствование человека и общества ограничено «длительностью существования нашей планеты, в которую мы включены природой» [Кондорсэ 1936, c.5]. Аналогично рассуждали и другие «серьёзные» мыслители, старавшиеся оставаться в рамках современного им естественнонаучного мировоззрения. О неограниченном прогрессе осмеливались рассуждать чудаковатые «космисты» вроде Г. Фихте, Н.Ф. Фёдорова и К.Э. Циолковского, связав перспективу развития человечества с выходом за пределы Земли, однако они были далеки от научного «мейнстрима».

Прогрессисты противопоставляли свои теории «ложной философии», сторонники которой «беспрестанно жаловались на упадок просвещения, когда оно прогрессировало» [Кондорсэ 1936, с.183]. Философы идеалистического и позитивистского направлений (Г.В.Ф. Гегель, О. Конт) выстраивали впечатляющие схемы поступательного развития человека и общества на фоне неизменной природы, но уже Г. Спенсер, Ф. Энгельс и их последователи распространили теорию прогрессивной эволюции также и на животный мир.

Противоборство образов времени дало о себе знать и в специальных дисциплинах.

Средневековые историки и летописцы оставались, по выражению Ж. Ле Гоффа [1992], «великими провинциалами». Каждый описывал известные ему события как центральные процессы мировой истории и не имел оснований задумываться о различии между историями отдельных регионов и историей человечества. Географические открытия и колониальные завоевания, находки геологов и археологов, а главное, новое историческое мировосприятие – всё это существенно расширило пространственно-временные горизонты европейцев, побудив к выделению и сопоставлению локальных историй.

Как отмечает немецкий учёный Р. Козеллек [2004], только к концу XVIII века Новое время осознало себя как таковое, и именно тогда сформировалось само понятие истории в нынешнем смысле; прежде оно употреблялось во множественном числе – «истории», рассказы о событиях. Например, Г. Лессинг избегал слова «история», считая его «данью сомнительной моде». Но идея уже витала в воздухе. В XVIII–XIX веках, параллельно с национальными историями, сформировалась концепция всемирной истории, опиравшаяся на идею поступательного развития (которое, однако, чаще всего распространялось, в зависимости от общего мировоззрения, либо до Страшного Суда, либо до Светлого Будущего).

Сходным образом складывались события в антропологии. Когда в начале XVIII века иезуит Ж. Лафито усмотрел в общественном строе первобытных народов низшую ступень, через которую прошло всё человечество, его предположение стало антитезой преобладавшему убеждению, что дикари суть выродившиеся потомки цивилизованных людей. Отсюда следовало, что дикое состояние – перспектива ныне цивилизованных, но забывающих Бога и постепенно деградирующих народов. Накал противоречий не снижался, несмотря на убедительные данные археологов и этнографов, послужившие основанием для эволюционной схемы Л.Г. Моргана: «дикость – варварство – цивилизация».

К. Лоренц отмечал, что генеалогическое дерево искони изображалось растущим сверху вниз. С этим связана и сама этимология слова «происходить» (по-латыни –