Некрополь - [5]

Даур переключился на другой канал.

— Даур, Хасский западный, Штабу домов. Мы дислоцированы. Ждем ваших распоряжений.

На огромной площади Маршалов, прямо внутри Куртины, рядом с вратами Иеронимо Сондара, грохот двигателей трех сотен танков сотрясал воздух. Ряды огромных танков «Леман Русс», выкрашенных в синий цвет Вервунского Главного, вхолостую жгли горючее. Все больше машин с лязганьем проталкивалось на площадь из ангаров позади казарм Южного улья.

Генерал Виголайн из Первой бронетанковой Вервунского Главного спрыгнул со своего помоста, пристегнул кожаный шлем и подошел к комиссару. Виголайн отдал честь, вытянувшись по струнке.

— Комиссар Каул!

— Генерал, — отозвался Каул. На площадь его только что привез штатный лимузин — огромная черная машина, удалявшаяся сейчас следом за своим мотоциклетным эскортом. С ним прибыло еще двое: комиссар Лангана и кадет-комиссар Фоскер.

Каул был высоким и тощим человеком и вид имел такой, словно носил черную фуражку и долгополый мундир имперского комиссара не по своей воле. Болезненно желтоватая кожа обтягивала череп, беспокойно бегали светло-ореховые глаза.

В отличие от Ланганы и Фоскера Каул был иномирцем. Старший комиссар был имперским гвардейцем, которого отрядили присматривать за Вервунской регулярной армией в качестве уступки ее затянувшемуся существованию. Каул тихо ненавидел свою должность. Его многообещающая карьера с Фадайхинским Пятым зашла в тупик несколько лет назад, и вот — против его воли он назначен сюда нянчиться с этой игрушечной армией. Теперь наконец-то представилась возможность как-то прославиться, что могло бы оживить его покрытые пылью надежды.

Лангана и Фоскер были из улья, оба из честолюбивых ординарных домов. Форма выдавала разницу их положений. Вместо двуглавого орла на застежке они носили кирку — эмблему УКВГ, Ульевого Комиссариата Вервунского Главного, дисциплинарного отдела регулярной армии. Сондарская знать помешана на дисциплине. Поговаривали даже, что УКВГ был чуть ли не тайной полицией, действующей в интересах правящего дома, и не подчинялся Администратуму.

— Есть распоряжения, комиссар?

Каул, рассеянно почесав нос, кивнул и протянул Виголайну сводку.

— Нам надлежит построиться и выдвинуться в луга. Мне не объяснили, зачем.

— Я полагаю, Зойка, комиссар. Они хотят сразиться с нами снова и…

— Вы посвящены во внутреннюю политику Зойки? — рявкнул Каул.

— Нет, комм…

— А верите ли вы, что слухи и разброд — орудия контроля?

— Нет, я…

— Пока не скажут, что это Зойка, это — никто. Это понятно?

— Комиссар. Вы… вы отправитесь с нами?

Каул не ответил. Он прошагал к «Леман Руссу» Виголайна и забрался в машину.

Три минуты спустя Сондарские врата распахнулись с истошным визгом гидравлических компрессоров, и бронированная колонна тройной шеренгой хлынула по главному южному шоссе.

— Кто распорядился объявить тревогу? — Вопрос прозвучал из трех глоток сразу, глухой, электронный, бесстрастный.

Маршал Гнайд, стратегический командующий Вервунского Главного и старший армейский офицер Вервуна, медлил с ответом. Было неясно, кому отвечать.

— Кто? — повторили голоса.

Гнайд стоял в мягко освещенном теплом приемном зале имперского дома Сондар, на самой вершине Главного хребта. Он жалел, что, входя, не снял свою обшитую галуном синюю шинель. От тяжелой, украшенной перьями фуражки у него чесался лоб.

— Это было необходимо, верховный.

Его окружили трое сервиторов, хромых и поддерживаемых лишь проволоками и проводами, свисающими с треков на потолке. Один — худенький андрогинный мальчик, забрызганный краской. Рядом — пышная девушка, обнаженная и покрытая золотыми руническими клеймами. Третий — толстощекий херувим с игрушечной арфой в пухлых ручках и лебедиными крыльями, пришитыми к спине.

Все они с безжизненными взглядами покачивались на своих трубочках и проводках.

Взвыла сервосистема, и девушка качнулась к Гнайду, волоча хромую ногу по кафельному полу.

— Ты — мой верный маршал? — спросила она так же монотонно, тем же чужим голосом.

Гнайд проигнорировал ее, глядя мимо мясной марионетки, как он называл это, на узорчатую железную цистерну в дальнем углу комнаты. Металл цистерны потемнел и был покрыт поразительно зеленой ржавчиной. Единственный иллюминатор таращился, словно мутный стеклянный глаз.

— Вы знаете, что это так, верховный.

— Тогда что же за непослушание? — спросил мальчик, и его атрофированные конечности затрепетали, когда трубочки и провода развернули его.

— Это не непослушание, верховный. Это долг. И я не буду разговаривать с вашими марионетками. Я просил аудиенции у самого правителя Домов Сальвадора Сондара.

Херувим внезапно качнулся прямо в лицо Гнайду. Подкожные тензоры растянули его пухлый рот в ухмылке, которая пугающе не соответствовала мертвому взгляду.

— Они — это я, а я — это они! Ты будешь обращаться ко мне через них!

Гнайд оттолкнул болтающегося херувима, передернувшись от прикосновения к своей руке его мертвенно-бледной плоти. Он сделал несколько шагов к железной цистерне и всмотрелся в иллюминатор.

— Зойка мобилизуется, собирает силы против нас, верховный! Грядет новая Торговая война! И орбитальные сканеры это подтверждают!