Некого больше убивать - [9]

Если Бог уберег вас от того, чтобы быть фанатом, вы никогда не поймете, отчего умные и образованные люди занимаются такой ерундой, зачем залепляют стены бесчисленным количеством фотографий своих кумиров, обложек с дисков, почему утверждение, что диск «Дорога в храм» лучше всего слушать перед обедом, не только не вызывает гомерического хохота, но и улыбки. А уж рассуждения — под какой напиток или наркотик его слушать — так вообще тянут на диссертацию…

Бог вас уберег, а потому вы никогда их не поймете. Хотя, если подумать: чем их бдения отличны от сборищ математиков, спорящих о том, как поведет себя абстрактная функция, если ее переменные получат иррациональные значения? Что вам, банковскому клерку или водителю автобуса, до этой кривой и до ее новых искривлений? Но сознайтесь: слыша такой разговор, вы испытываете невольное уважение к его участникам. Да и такое же — к фанатам от музыки, среди которых вам куда комфортнее, где порой с умным видом можно добавить и свои пять центов.

Все фан-клубы тем и живут. Существует ядро ярых знатоков-поклонников, затем круг пошире — из поклонников поклонников, и самый большой круг — те, кто в свое удовольствие пользуется результатами клубной работы, ходит на дискотеки, концерты, просто отдыхает в неслучайной компании за бокалом «космополитена».

Кевина сразу приняли в первый круг. Он хоть и не был музыкантом, но знал о «Спайдерс» все. У него был безупречный вкус, а потому президент клуба Артур Патти всегда просил его поучаствовать в обсуждении программ, оформлении экспозиций. Почему-то ему, самому юному, принадлежало решающее слово в вопросах, какую группу, играющую музыку «Спайдерс», или какого диск-жокея пригласить выступить. Кевину это ужасно льстило. А Артур не раз ему говорил, что он мог бы стать вице-президентом клуба, если бы внес хоть какой-то пай в его развитие.

Денег у Кевина не было. Артур, конечно же, это знал и время от времени после удачно проведенного вечера презентовал ему сотню-другую долларов из выручки. Артур поручил Кевину договариваться о выездных выступлениях групп под маркой клуба. Чаще всего — в небольших городках Пенсильвании, Нью-Джерси, летом — на курортах Лонг-Айленда. Тоже — не бесплатно. По сути Кевин обрел работу. Мама была довольна. И она всегда знала, где он после занятий в колледже.

Кевин очень подружился с Рупертом и бас-гитаристом «Лунных мальчиков» Айком Крейцем. Он протежировал «Лунным мальчикам», устраивая им выгодные концерты, сам часто с ними ездил. Перед концертом «мальчики» обычно заглатывали по одной, а то и по две марки ЛСД. «Нужно немножко кайфа, чтобы музыка шла в масть», — объясняли они. Кевину ЛСД тоже понравился, с ним он мог радостно забыться и видеть на сцене вместо Руперта самого Макнамару, вместо Крейца — Леклесса, видеть, как засыпает и пробуждается соло-гитара самого Хопкинса, как взлетают палочки у неестественно улыбающегося Страма. И зал, состоящий из пары сотен оплывающих жирком учителей, продавцов и мастеровых, казался ему стадионом, наполненным экстазом и овациями. Таким, каким он и должен быть, когда звучит музыка «Спайдерс»…

Была у клуба одна особенность, отличавшая его от других собратьев: здесь играли только музыку «Спайдерс» и только то, что группа сделала до распада. Никого в отдельности — после. Об этом предупреждали всех выступавших здесь диск-жокеев и ансамбли, на стенах не было ни одной фотографии, где бы изображались «спайдеры» нынешние. История остановилась в 1972 году — так считали все члены правления и вместе с ними Кевин.

Часто, когда посетители расходились и оставалась тесная компания, под кайфом пробуждался давний мечтательный разговор: что было бы, если бы Леклесс не покинул «Спайдерс», какая бы это группа теперь была, какую музыку играла.

— Никто сегодня и шагу не сделал дальше, чем они, — обычно заявлял один.

— Конечно, — подхватывал другой, — все эти «Киссы», «Дорзы», «Монте-крю», если чего и добиваются, то только за счет внешних эффектов, даже «Роллинги» теперь…

— А что тут удивляться? — говорил третий. — Им только на внешние эффекты и напирать, не дотянуться им до «Спайдерс» ни в гармонии, ни в текстах.

— О, в текстах! Это же надо такое петь: «Мама, я только что убил человека…»

— Ну, если говорить о «Куин», то они еще ничего. Хотя бы мелодии у них…

— Да ворованное все, из классики! А там, где свое, — сплошное фуфло…

Обычно такие разговоры заканчивались тем, что все соглашались: Леклесс похоронил «Спайдерс», хорошую музыку и открыл дорогу бездарностям. «Его бы самого за это похоронить!», — бросал кто-то невзначай.

Однажды Артур, Руперт и Кевин сидели в клубе втроем. Пили виски, взяли по «марочке», а настоение было дрянь. В последнее время клуб стремительно пустел, даже на дискотеки стали приходить по сотне-полторы человек. Половина постоянных членов перестала платить взносы.

— Я скоро не смогу наскрести даже на рент, — пожаловался Артур.

— А что происходит, почему? — вопрошал Кевин, которому уже давно в клубе не перепадало никаких денег.

— Ты не видишь, что происходит?! — возмутился Артур. — Я скажу тебе, что происходит. Загляни в «Балл-рум», когда там выступает какая-нибудь, даже смурная группа, — яблоку негде упасть. Кто там? Пацанва, моложе тебя. Они теперь растут с этими, понимаешь, с этими дурняками, а не со «Спайдерс», которые уже не существуют. И для них не существуют. Посмотри, кто члены нашего клуба, кто к нам приходит — хорошо, если тридцатилетние… Старше… Да, именно те, которые под них попали, когда им было 16–17, не шесть-семь, как тебе. Они знают «Спайдерс», они любят «Спайдерс», у них эта любовь с первых прыщей, «косяков» и поцелуйчиков. Но им за тридцать, у них семьи и работа, они уже не могут быть фанатами. Настоящих фанатов вообще мало, больше косят под это дело. Но нет уже «Спайдерс», давно нет — и игра закончена. И вся пацанва слушает белиберду, к ней их приучили. Музыка, настоящая музыка умерла вместе со «Спайдерс».