Неизвестный М.Е. Салтыков (Н. Щедрин). Воспоминания, письма, стихи - [84]
Да согреет русское общество тот призыв к честности, то чувство любви к людям, литературе и литераторам, которое завещал М. Е. в своем посмертном письме к сыну![521] Пусть никогда не угасает в русском обществе чувство стыда, так остро пробуждавшееся горячим, гениальным словом этого бессмертного писателя!..
Салтыков-гражданин
М. И. Семевский[522]
В Михаиле Евграфовиче Салтыкове Россия потеряла не только могучего по таланту писателя, она потеряла гражданина, сослужившего великую службу горячо любимому им отечеству: в произведениях пера Салтыкова незабвенный государь Освободитель Александр II с самого начала реформ, обновивший весь внутренний строй России, – т. е. с 1856 г., обрел великую себе помощь. Бич гениальной сатиры Щедрина-Салтыкова, направленной на все угнетавшее, на все мертвившее жизнь старой России, в течение всей эпохи Александра II расчищал поле для преобразований, в особенности в области прежнего строя администрации. Щедрин-Салтыков являл в поразительно ярких образах бичуемых им типов тех паразитов, которые в дореформенной старой России поглощали лучшие жизненные соки русского народа и затем являлись тормозами его возрождения к лучшей жизни.
Такие деятели, как Некрасов, Тургенев, Салтыков, не только высокодаровитые, прямо сказать, гениальные писатели, они граждане-сподвижники истинно незабвенного Обновителя и Освободителя России; они мощью своего творчества в области русской словесности несомненно являются участниками преобразования всего внутреннего строя России.
Имя Салтыкова-Щедрина отныне одно из тех имен, которое должно быть начертано в ряду имен лучших русских людей на памятнике Александра II Освободителя как потрудившихся вместе с ним для создания новой, свободной России.
На страже совести
В. Д. Сиповский[523]
Человек, пока он в состоянии чувствовать свои душевные немощи, сознавать свои грехи, каяться в них, – жив духовно и способен к внутреннему обновлению и к нравственному подвигу, – так и общество, хотя бы полное тьмы и греха, способно к умственному и нравственному росту до тех пор, пока выделяет из среды своей могучих и честных работников в области критики, способствующей общественному самосознанию, и в области сатиры, выражающей укоры общественной совести. И великое спасибо тем бойцам-избранникам, которые стоят на страже общественной совести, – не дают ей уснуть; которые светом своего ума и блеском таланта глубоко проникают в самые затаенные уголки общественной жизни и освещают их; которые словом «жгут сердца людей»… К числу таких мощных избранников отнесет история и только что погибшего сатирика, М. Е. Салтыкова-Щедрина, скажет ему свое веское, долговечное спасибо и отведет ему почетное место подле его бессмертного предшественника – Гоголя.
Непримиримый
А. М. Скабичевский[524]
Я не намерен в настоящем случае говорить о произведениях М. Евгр. Салтыкова, о значении его в русской литературе. Обо всем этом мне придется много еще толковать, так как я решил каждому вновь выходящему тому сочинений М. Ев. Салтыкова посвящать по фельетону, а так как всех томов выйдет девять, то в девяти фельетонах я буду иметь возможность обсудить деятельность великого сатирика с достаточною полнотою. В сегодняшний же скорбный день, когда предадут земле останки М. Евгр. Салтыкова, я намерен почтить память его, сказавши несколько слов о такой стороне его личности, которая рискует скорее всего забыться, как только сойдут с земного поприща все мало-мальски близко его знавшие… Это – нравственная сторона его, тот, так сказать, тип, который он олицетворял.
Уже и теперь многие заблуждаются сами, вводят в заблуждение и других, причисляя М. Евгр. Салтыкова к людям то 40-х годов, то 60-х; между тем как на самом деле он не принадлежал ни к тем, ни к другим – ничего общего не имел он ни с идеалистами, эстетиками и скептиками 40-х, Рудиными и Райскими, ни с отрицателями 60-х, Базаровыми и Рахметовыми. М. Евгр. Салтыков принадлежал к людям 50-х годов и олицетворял в своей личности совершенно особенный тип людей этого времени – тип, к сожалению, до сих пор не выделенный и не определенный.
В людях 50-х годов не было ни той мягкости, рыхлости, обломовщины, наклонности к эпикурейству и сенсуализму, чем отличались все без исключения люди 40-х годов, не исключая даже и таких холериков, как Герцен и Некрасов; ни той заносчивости, наклонности доводить мысль до последних, крайних пределов, за которыми начинается область безумия, чем отличаются люди 60-х годов.
На людей 50-х годов наложило неизгладимую печать то обстоятельство, что все они были
