Неизвестные мгновенья их славы - [53]

Шрифт
Интервал

Помощница московского царя… Могла ли я, девочка из сибирской глуши, знать, какими пророческими окажутся для меня эти слова! Я росла в то время, когда все мои ровесники мечтали о боевой славе, о подвигах. За нами по пятам шла война: Халхин-Гол, Испания, финская и, наконец, самая страшная — Отечественная. Как горевали мы, что поздно родились и нас не возьмут на фронт. С какой гордостью читали мы о Матросове, Гастелло, о Зое Космодемьянской… Мы жили далеко от фронта, а война всё равно была рядом.


Купе местного пассажирского поезда. Сидят с узелками мать, Актриса, молодая женщина. Они закутаны в платки, на ногах старые валенки. По лицам пробегают то зеленые, то красные отблески огней семафоров.


Актриса. Зря, мы с вами, мама, в такую даль тащились. Ничего на свое барахлишко не выменяли, кроме гарчика соли.

Мать. Стало быть, не зря.


Мимо едет безногий калека на тележке. Молодой парень в тельняшке. На голове лихо заломлена кубанка. Хриплым, надрывным голосом он поет.


Калека.

Пусть волны и стонут и плачут,
И плещут о борт корабля…

Дорогие земляки, не дайте пропасть калеке безногому. Знаю, что у вас у самих-то лишнего куска нет, но помогите, кто корочкой, кто копеечкой.

Мать. Где ж тебя, сынок, так?

Калека. Под Севастополем. Много моих корешей там полегло. А я вот жив остался. Только радости мне от этого нет. Мука одна…

Мать. О-о, сынок, не горюй. Была бы голова на плечах, да руки целы. Обойдется! А мы вот тебе сольцы в кулечек отсыплем. Держи!

Молодая женщина. Возьми шанежку. Она хоть и сухая, а всё еда.

Калека. Спасибо… Спасибо…


Калека задерживается возле попутчиков. С жадностью ест шаньгу. Слышен женский плач-причитание.


Мать. О-о-ох, тяжко Анне Матвеевне. Вызвали в район. Думала офицерский аттестат на сына получить, а ей похоронки. Сразу две. И на мужа, и на сына. Вот и осиротела.

Актриса. А бабушка-то Авдотья… Четверых сыновей на фронт проводила — и всех убили.

Молодая женщина. Счастливая она!

Мать. Будя тебе, девка! Что ты мелешь? Чернее горя на свете нет, чем детей своих хоронить.

Молодая женщина. А я все одно говорю — счастливая. Бог дал ей радость младенцев родить, грудью их кормить, в колыбели баюкать… А мне вот 20 лет всего — и уже вдова… Ведь как получилось-то? Хотели мы с Сашей свадьбу в мае сыграть, да маманя аж руками замахала: что ты, что ты, говорит, примета плохая, всю жизнь будешь маяться. Ладно. Послушалась. А лето настало — такие травы пошли, в пояс! Значит, сенокос. Не до гулянки. Вот 22-го-то и решили гостей собрать. И на тебе! Как громом в нас вдарило. Всего только ночку помиловались мы с моим дружком суженым. Ушел. Только похороночка от него осталась. Хоть бы дитенок был….Вот и выходит, что война и у меня двоих отняла.

Калека. Эх, сестра, не убивайся так. Ты вон какая молодая. Не век же войне быть. Еще целый взвод пацанят нарожаешь…

Мать. Чегой-то остановились…

Актриса.(Смотрит в окно.) Глядите, глядите! Немцев пленных ведут! А-а-а! Хотели по России прошагать? Вот и шагайте теперь. Посмотрел бы на вас ваш фюрер! Жалкие оборвыши!

Мать.(Вздыхает.) А всё ж люди.

Калека.(В ярости.) Лю-юди?! Зверье! Фашисты! Эх, дали бы мне щас автомат, я бы их всех до одного положил!

Молодая женщина. Убивать! Убивать их без всякой пощады!


Затемнение. Бьет колокол.

На сцене пленный немец, превозмогая усталость, колотит молотком, забивая гвозди. Подходят Актриса и ее младшая сестренка.


Сестра. Смори-ка, пленные немцы работают.

Актриса. Да, их сюда после Сталинграда много пригнали. У нас они будут железную дорогу строить. Не даром же их кормить.

Сестра. Говорят, что они с волчьими зубами и с рогами… А этот совсем не страшный.

Сторожиха.(Издалека.) Эй, вы там! Чего ошиваетесь, чего здесь не видали?

Актриса.(Подходит к сторожихе.) Пленных посмотреть интересно.

Сторожиха. Эка невидаль! Там, на фронте они были вояки, а тут горемыки несчастные. Мой-то старшенький, Васятка, без вести пропал. Поди, также вот мается. А фашистский-то плен, сказывали, что ад кромешный.


Тем временем, когда идет этот разговор, сестренка подходит близко к немцу, с любопытством разглядывает его. Он замечает девочку, грустно улыбается ей и, отвлекшись, бьет молоком по руке. Стонет от боли, зажимая кровь. Девочка срывает с косички ленточку и дает ее немцу.


Немец. Данке шон! Данке, кляйне медхен! (Гладит ее по голове.)

Актриса.(Видя это, подбегает и с яростью отталкивает немца.) Не трогайте ее! Хенде хох! Цурюк! Фашист проклятый!

Немец. Я не фашист. Я зольдат, я сам шел плен.

Актриса. Гитлер капут!

Немец. Я-а, я-а, Хитлер капут — это карашо! Хитлер — фашист, ихь бин зольдат, шеловек… ненавишь война. (Достает из кармана сверточек, бережно его разворачивает, показывает девочкам фотографию.) Майне фамилие — сэмья. Майне фрау — Марта унд цвай тохтер — два дэвочка. Женни унд Лореляйн, Лора… Щёне мэдхен!

Сестра. Смотри-ка, прямо как у нас — косички, бантики.

Актриса.(Отстраняет фотографию.) Всё равно! Германия — это плохо!

Немец.(Печально вздыхая.) Я тьебя понимай. Германия плохо, когда криг — война. Когда фриден — мир, Германия карашо. В России — Пушкин, Тольстой, в Германии — Гёте, Шиллер. В Россия — Ленин, в Германия — Карл Маркс и феликий философ Гегель, Шопенгауэр, Кант…


Еще от автора Алла Васильевна Зубова
Под знаком Стрельца

Книга Аллы Зубовой «Под знаком Стрельца» рассказывает о знаменитых людях, ставших богатейшим достоянием российской культуры ХХ века. Автору посчастливилось долгие годы близко знать своих героев, дружить с ними, быть свидетелем забавных, смешных, грустных случаев в их жизни. Книга привлечет читателя сочетанием лёгкого стиля с мягким добрым юмором. Автор благодарит Министерство культуры РФ за финансовую поддержку.


Рекомендуем почитать
Строки, имена, судьбы...

Автор книги — бывший оперный певец, обладатель одного из крупнейших в стране собраний исторических редкостей и книг журналист Николай Гринкевич — знакомит читателей с уникальными книжными находками, с письмами Л. Андреева и К. Чуковского, с поэтическим творчеством Федора Ивановича Шаляпина, неизвестными страницами жизни А. Куприна и М. Булгакова, казахского народного певца, покорившего своим искусством Париж, — Амре Кашаубаева, болгарского певца Петра Райчева, с автографами Чайковского, Дунаевского, Бальмонта и других. Книга рассчитана на широкий круг читателей. Издание второе.


Октябрьские дни в Сокольническом районе

В книге собраны воспоминания революционеров, принимавших участие в московском восстании 1917 года.


Тоска небывалой весны

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Прометей, том 10

Прометей. (Историко-биографический альманах серии «Жизнь замечательных людей») Том десятый Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия» Москва 1974 Очередной выпуск историко-биографического альманаха «Прометей» посвящён Александру Сергеевичу Пушкину. В книгу вошли очерки, рассказывающие о жизненном пути великого поэта, об истории возникновения некоторых его стихотворений. Среди авторов альманаха выступают известные советские пушкинисты. Научный редактор и составитель Т. Г. Цявловская Редакционная коллегия: М.


Еретичка, ставшая святой. Две жизни Жанны д’Арк

Монография посвящена одной из ключевых фигур во французской национальной истории, а также в истории западноевропейского Средневековья в целом — Жанне д’Арк. Впервые в мировой историографии речь идет об изучении становления мифа о святой Орлеанской Деве на протяжении почти пяти веков: с момента ее появления на исторической сцене в 1429 г. вплоть до рубежа XIX–XX вв. Исследование процесса превращения Жанны д’Арк в национальную святую, сочетавшего в себе ее «реальную» и мифологизированную истории, призвано раскрыть как особенности политической культуры Западной Европы конца Средневековья и Нового времени, так и становление понятия святости в XV–XIX вв. Работа основана на большом корпусе источников: материалах судебных процессов, трактатах теологов и юристов, хрониках XV в.


Фернандель. Мастера зарубежного киноискусства

Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.