Неизвестные мгновенья их славы - [42]
Самым успешным участником субботних занятий был Николай Штейн, с которым я крепко подружился. Он относился ко мне внимательно и тепло, как к своему младшему брату Сереже. Мы все его хорошо знали, потому что он приходил смотреть тренировки, а уж когда проводились соревнования, всегда в зале «болел» за Николая. (Из воспоминаний Н.Ф. Королева).
Здесь я должна признаться читателю, что мне выпало счастье хорошо быть знакомой с Николаем Федоровичем в последние его 12 лет. Он бывал в нашем доме, его рассказы о себе, семье, друзьях я записывала на магнитофонную пленку, делала о нем радиопередачи. Вот почему в этом литературном материале цитирую его воспоминания о самых разных событиях, происходивших в жизни великого спортсмена.
Говорит радиостанция «Юность»
Начало 60-х. Оттепель. Это было время отчаянного, дерзкого прорыва во всесоюзный эфир молодых талантов. Композиторы, певцы, барды, поэты, писатели. Их знали, их слышали. В маленьких зальчиках кафе, на небольших клубных сценах, у памятников на скверах или городских площадях, окруженных плотной толпой любопытных до всего нового юношей и девушек, а чаще всего в тесных хрущёвских квартирках… Их стихи, песни под гитару, звучали непривычно волнующе, они воспринимали мир по-своему, не по заданному стандарту.
И вдруг они получают законное право предъявить миру свой талант. Страна узнала Евгения Евтушенко, Александру Пахмутову, Роберта Рождественского, Булата Окуджаву, Владимира Высоцкого, Бэллу Ахмадулину, Муслима Магомаева — всех не перечислить, потому что сейчас они составляют золотой фонд российской культуры. А тогда их имена — это открытия, явления.
На первых порах сотрудников радиостанции «Юность» было немного, и я в их числе. Мы, жадные до всего интересного, звали к микрофону именно таких людей.
25 мая 1965 (дата помечена в моем дневнике) режиссер Сергей Штейн сказал, что сегодня он будет записывать чемпиона СССР по боксу Николая Королева. Обычно, когда ожидалось что-то необычное, всех кто был в редакции, предупреждали заранее и мы собирались в самой большой комнате, называемой караван-сараем, тащили туда микрофон на стойке, налаживали запись и ожидали гостя. Мы знали, что передача готовилась к 22-му июня, двадцать четвертой годовщине начала войны. То, что Королев расскажет о том, как он воевал, мы услышим в эфире, нас интересовало то, что останется «за кадром» этой темы.
Я пришла заранее. Заняла удобное место, чтобы все услышать и все разглядеть. Далее цитирую запись в своем дневнике. «Вдруг осторожно открывается дверь и хорошо знакомый (пока заочно) мне человек заслоняет собой весь вход. Он добродушно и как-то застенчиво улыбается.
Его круглая, как мяч, голова обрита наголо. На нем серая свободная рубашка. Весь его вид походил на огромную нерпу. Я быстро пошла ему навстречу. Он протянул мне могучую ладонь, и я ощутила пожатие Каменного гостя. Пригласила на почетное место. Он шел, заметно косолапя».
Не успела я занять гостя светским разговором, как в комнату набежала наша братва, пришли и молодые артисты, которые были у Сергея Владимировича на записи: Сева Ларионов, Юра Пузырев, Боря Зубов, Тигран Давыдов, попросились притулиться коллеги из соседних редакций. Набились в комнату, словно сельди в бочку. Последним вошел и прикрыл дверь обожаемый всеми высокий, красивый, с ранней седой шевелюрой Сергей Штейн. Не успел он пробраться до середины комнаты, как Николай Федорович резко встал, бросился ему навстречу, обнял его ручищами, как огромными клешнями и почти закричал: «Ребята! Дорогие! Да знаете ли вы кто такой Сергей Штейн?!» Мы все опешили. А Королев так же громко продолжал: «Ведь это же родной брат моего лучшего друга боксерской молодости Коли Штейна! Вы помните, как Пушкин написал об Иване Пущине?
(Голоса: «Мой первый друг, мой друг бесценный»).
Королев: Вот я так бы сказал: Не было бы у меня его — и в России не было бы девятикратного чемпиона боксера Николая Королева! Сергей Владимирович смутился, а мы радостно заорали: «Как? Когда это случилось?! Расскажите!»
(Далее следует расшифровка с магнитной пленки, сделанной на этой встрече).
Королев: Я второй год занимался в секции. Меня стали выпускать на ринг. Наш замечательный наставник и тренер Харлампиев не то чтобы меня похваливал, а говорил: «Хорошо, Коля, правильно работаешь». И вот объявляют не вольные бои, а настоящие. Мне выпадает встреча со средневесом Всеволодом Озмидовым. Я аж рот раскрыл! Озмидов чемпион Москвы, у него победа за победой, а кто я? Салажё-ё-нок. Побаиваюсь, но в душе горжусь — такой бой доверили! Смело выхожу на ринг. Принимаю стойку… Иду на сближение… Куда там! Озмидов даже не подпустил к себе. Бил сильно и точно с дальней дистанции. Уже во втором раунде бой был прекращен за явным преимуществом моего соперника. Никогда в жизни я не испытывал такого унижения. Я был раздавлен, уничтожен. Быстро оделся и ушел. Долго я бродил по улицам. Думал-думал… Да-а-а! правильно говорит Харлампиев: «Боксером надо родиться..!» Видно родился я для другого дела. Ведь хотел же стать летчиком, как Чкалов, Громов… Вот пойду в армию, попрошусь в летную часть. Еще не поздно… А бокс проживет без меня! Утром звонок в дверь. Открываю… Смотрю стоит Коля Штейн, улыбается, так… ободряюще… «Ну, здравствуй, тезка, я вот за тобой зашел… Собирайся, пора на тренировку». Я нахмурился: «Никуда — говорю, не поеду». Коля мне: «То есть, как это не поедешь?» Я ему: «А так! Не буду больше заниматься боксом! Не хочу!» Штейн посмотрел на меня с насмешкой: «Нет, дружище, дело тут вижу не в хотении. Обидели мальчика… Морду ему набили, он струсил — и в кусты?! Ты что же думаешь, что бокс — это одни победы?! Ты еще только вчера перчатки надел, а уж амбиции чемпионские?! Или ты струсил? Помахать на ринге кулаками — пожалуйста, а для настоящего, непомерного тяжелого бокса кишка тонка?! Ошибся я в тебе, Коля… Прощай!» И со злостью хлопнул дверью. Постоял я… Посто-о-ял, ошалелый, будто меня током пробило, и ка-а-а-к кинулся в комнату за чемоданчиком, схватил его. Голодный, не спавший прибежал в секцию перед самым началом занятий. Навстречу мне Штейн. Улыбается, как ни в чем не бывало: «Здравствуй, Коля, молодец, что не опоздал». Вот так, друзья мои, Николай Штейн спас для бокса самолюбивого Колю Королева».
