Неизбежный финал - [16]

Под равномерное покачивание машины он вспоминал о том объяснении. Он просил у нее прощения, призывал понять его. Она слушала молча, с холодным безразличием человека, для которого все пути отступления уже отрезаны. Она вынудила его согласиться на любые условия. Тогда он пообещал сделать все от него зависящее, чтобы спасти, словно от пожара, то, что еще можно спасти. И лишь иногда какой-то жест Родики, случайная улыбка на ее лице мелькали как луч надежды.

Неуверенным шагом он поднялся на свой этаж, но, прежде чем успел вставить ключ в замочную скважину, кто-то невидимый задал ему язвительный вопрос: «А что, если ее нет дома?» Он нашел в себе силы преодолеть сомнения, открыл дверь и вошел в прихожую, охваченный радостным предчувствием, какое испытывал только в первые годы их совместной жизни.

— Андро! — донесся из спальни мягкий голос Родики. — Это ты?

— Рад тебя видеть! — ответил он, и от волнения у него перехватило горло.

Родика, вероятно, читала при свете бра — остальная часть квартиры была погружена в темноту.

— Ты голоден? — спросила она.

— Ужасно.

Он снял ботинки и, надев тапочки, прошел через столовую в спальню. Родику он застал в постели с книгой в руках. Он подошел бы к ней и обязательно поцеловал, но вовремя вспомнил, что весь пропитался потом и дорожной пылью. В полумраке он опять увидел ее лицо, будто высеченное из камня, и отправился в ванную. Позже, когда он в пижаме вернулся в спальню, она оторвалась от книги и произнесла:

— Все на кухне. Я ждала тебя…

Андроник подошел к ней и поблагодарил, поцеловав в губы. Холодность Родики его не обескуражила.

Читать спокойно Родика не могла. Она то и дело отрывалась от страниц романа Раду Тудорана и невольно поглядывала в сторону кухни. Из спальни она не видела Андро, но ей казалось, что она различает каждое его движение. То были движения чужого человека, к которому она испытывала непонятную жалость. В свете бра она заметила, какое у него осунувшееся, бледное, словно восковая маска, лицо. Без сомнения, этого чужого человека, вернувшегося с учений, мучили тяжкие мысли.

«Себя пожалей, а не его, — думала она. — Ты ни в чем не провинилась, а он тебя оскорбил, словно порочную женщину».

Но неожиданно для самой себя она вспомнила о приглашении Элизабеты Китару и вечере, проведенном у нее. Четверо мужчин и четыре женщины были приглашены на «чай по-английски», как выразилась красивая кокетливая хозяйка дома. Действительно, чай был — Зизи подавала его в хрустальных стаканах с серебряными подстаканниками. По желанию гости могли разбавлять его настоящим ямайским ромом. А пока дело дошло до чая… Ее не покидало чувство, будто она каким-то чудом попала в салон, существующий не в окружающей жизни, а на экране, с одним-единственным отличием: на этот раз судьба сделала ее героиней фильма и режиссер, примостившийся где-то внутри ее, подсказывал: «Веди себя непринужденней, Родика! Раскованней! Неважно, что другие более кокетливы и элегантны. Так! Браво!» Она старалась слушаться этого голоса и кое в чем преуспела. Конечно, ей пришлось бы несладко, но выручила хозяйка «салона», Элизабета Китару, у которой был большой дом и богатый муж, выехавший в заграничную командировку. Сама же Элизабета была вызывающе женственной… Сильной и властной она казалась не только потому, что была хозяйкой квартиры, но и потому, что откровенно проповедовала свою жизненную философию всякий раз, когда для этого был повод. Улучив момент, она взяла Родику за руку и тоном, не допускающим возражений, цинично заявила:

— Дорогая, видишь это животное, имя которого напоминает кличку? Это Буби. Сегодня он будет моим, а завтра утром я дам ему пинка в зад. И я не шучу. Над мужчинами надо издеваться, иначе они будут издеваться над тобой. А этот рохля Дани, который не спускает с тебя глаз, не женат. Он архитектор, и у него шикарная квартира. Он немного мямля, но очень интеллигентен, а в постели…

Вопреки утверждению Элизабеты Дани вовсе не казался рохлей, только в словах был более сдержан. Родика замечала, что время от времени он смотрел на нее — настойчиво, но не вызывающе. Ему было не более тридцати пяти. Он был высок, атлетически сложен, его движения были упругими. Работал он в проектном институте и явно избегал говорить на темы, связанные с его профессией, хотя его несколько раз спрашивали о новых бухарестских кварталах. Родика даже находила его менее вульгарным, чем остальные мужчины. Она невольно сравнивала Дани с Андро. Архитектора отличало природное, бросающееся в глаза здоровье.

И снова Родика почувствовала жалость к мужу, ставшему совсем чужим. Сидя за кухонным столом, он покорно, без всякого аппетита ел, как всякий раз по вечерам, брынзу и молоко. Всегда одинаковые порции брынзы, одинаковое количество молока… одинаковое… О боже!..

Родика мысленно вернулась в квартиру Элизабеты Китару. Стереомагнитофон вкрадчиво источал нежные мелодии. Через некоторое время хозяйка хлопнула в ладоши и приказала:

— Хватит! Пора танцевать! Всем танцевать!

Она рывком подняла с кресла Буби. Их примеру последовала еще одна пара. К Родике Зизи подвела Дани. Тот вежливо пригласил Родику на танец и, хотя обнял ее своими сильными руками, крепко прижимать к себе не осмеливался. Подняв на него взгляд, она заметила, какие у него здоровые белые зубы. В какой-то момент, взбудораженная его горячим дыханием, она спросила себя: «А если бы он пригласил меня к себе, пошла бы я с ним?» Вопрос напугал ее, она даже покраснела и решила, что пора уходить. Как раз сегодня возвращается Андро. Какое счастье, что образ Андро встал между нею и архитектором!