Неизбежный финал - [15]

Она собралась было уходить, но Родика попросила ее остаться. Они сидели, прислушиваясь к тишине сумерек, торжественно нарушаемой далекими и печальными ударами колокола.

— Еще по сигарете? — предложила дружеским топом незнакомка.

— Давайте, — согласилась Родика, обрадованная, что красивая незнакомка в трауре, казалось, преодолела критический момент.

Когда они прикуривали, незнакомка сказала:

— Я с машиной. Вы далеко живете? Я могла бы вас подвезти, если пожелаете… Если бы вы знали, как мне было приятно беседовать с вами!

Родика Андроник опасалась, как бы незнакомка не стала расспрашивать, что привело ее на эту скамейку, но незнакомка проявила тактичность. Да и Родике не очень хотелось открываться кому-либо, хотя она и понимала, что это облегчило бы ей душу.

— Я боюсь, что в один прекрасный момент встречусь здесь с его женой и детьми, — проговорила женщина.

— А что говорит ваш муж, когда видит вас одетой в траур?

Женщина развеселилась:

— Что он может сказать? Ничего не говорит… потому что не видит меня… Его нет в Бухаресте, он все время в разъездах по служебным делам. Ну а я стараюсь быть осторожной. Хотя муж знает мою историю, я не хочу давать ему повода для огорчений… Чем он виноват, если мы все глупышки… Вы остаетесь?

Они поднялись почти одновременно и быстрым шагом направились по аллее, ведущей к выходу.

— Вы где-нибудь работаете? — поинтересовалась женщина, когда они вышли на улицу и остановились возле «рено» вишневого цвета.

— Нет, — ответила Родика.

— Я тоже, — обрадовалась женщина и вдруг перешла на фамильярный тон: — Так отвезти тебя домой? Знаешь, я довольно хорошо вожу машину.

Она открыла дверцу и пригласила Родику занять место на переднем сиденье. Нажимая на педаль газа, отрекомендовалась:

— Меня зовут Элизабетой Китару, для друзей и подруг — просто Зизи. Так что прошу называть меня Зизи.

— А я — Родика… Родика Андроник.

— Красивое имя — Родика… Как терпеливо ты меня слушала! Я очень тебе признательна, Родика… А теперь скажи, куда тебя отвезти.

Из документов дела

Кадм — Агенору

21 октября 1971 г.

Начиная с 18 сентября 1971 г. Белый Пилон снова приступил к работе. Первое время будет работать в фотолаборатории редакции. Коллеги, возможно, хотят его поберечь. Как только начнет выезжать, мы тебе сообщим.

ПУТЬ В ВЫСШЕЕ ОБЩЕСТВО

Скорый поезд 222 прибыл на Северный вокзал с опозданием на 40 минут. Гаврил Андроник поспешил к выходу: он надеялся успеть в цветочный магазин до закрытия — ему не хотелось являться домой без букета хризантем. Но ему не повезло: магазин уже закрылся.

Андроник сразу почувствовал себя усталым. С несчастным видом он оглядывался по сторонам, будто опасаясь, что окружающие заметят его слабость. «Да, нет уже во мне прежних сил!» — грустно подумал он. Его рабочий день начался на рассвете на «поле боя». Обвешанный фотоаппаратами, он должен был запечатлеть начало наступления «синих». Им владела одна мысль: выдать серию фотографий высшего класса, чтобы доказать коллегам, что и после длительного пребывания в госпитале он не потерял хватки. Он не щадил себя и растрачивал силы, как и в те времена, когда был здоров и крепок. Он бежал то впереди наступающих танков, то рядом с ними, полз десятки метров по-пластунски, плюхался на спину, чтобы запечатлеть полет сверхзвуковых самолетов или акробатические прыжки пехотинцев с оружием в руках. Ярче всего врезался ему в память истребитель танков, высунувший голову из хорошо замаскированного окопа, чтобы метнуть противотанковую гранату в приближающееся на полном ходу чудовище на гусеницах. «Хорошо, что не забыл записать его фамилию», — подумал Андроник, выжидая у двери цветочного магазина, пока не пройдет накатившая вдруг на него волна усталости.

Тактические учения закончились только во второй половине дня, часам к трем. Андроник прикинул, что если откажется от обеда в офицерской столовой, то сможет успеть на бухарестский скорый. Он бросил в чемодан, забитый фотопринадлежностями, несколько пачек печенья и помчался на вокзал. С большим трудом купил билет без места и большую половину пути простоял у окна в проходе, забитом пассажирами. Мысль, что таким образом он на шесть часов раньше доберется до своей постели, помогала ему стоически переносить все неудобства поездки.

Теперь он испытывал не только усталость, но и голод. Он решительно поднял чемодан и, выйдя из здания вокзала, отправился на поиски такси. Стояла тихая осенняя ночь. Небо было усыпано звездами. Откуда-то потянуло дразнящим запахом пареной кукурузы. Словно острым копьем, кольнул голод.

Такси удалось поймать довольно быстро, и Гаврил Андроник подумал, что счастье окончательно его не покинуло. Сев возле шофера и положив чемодан на колени, он оживился. Припомнил учение: ему удалось-таки запечатлеть ночной заградительный огонь артиллерии. Если фотография окажется качественной, он, возможно, сумеет выставить ее в ежегодном салоне художественной фотографии.

У него вырвался глубокий вздох — перед глазами вновь возник образ Родики. Он с беспокойством взглянул на шофера, будто тот мог разгадать причину его тревоги.

«Я не был дома трое суток, но стоит ли торопиться? И зачем? — мучительно думал он о предстоящей встрече с Родикой. — Она стала чужой, я потерял ее… Совершил ошибку и теперь вот расплачиваюсь…»