Неизбежное зло - [14]
— Когда вы его видели в последний раз?
— Сегодня утром. Когда он возвращался после завтрака. — Дама взмахнула газетой. — У меня газета была открыта как раз на странице с портретом, когда он проходил к себе в комнату.
— На сколько дней он тут остановился?
— Дайте глянуть. — Она нацепила очки, болтавшиеся на цепочке у нее на шее, раскрыла здоровенный гроссбух с обложкой «под мрамор», лежавший перед ней. — Сегодня должен съехать. Чек-аут в одиннадцать.
— Осталось меньше двух часов, — пробормотал Несокрушим.
— В каком он номере? — спросил я.
— Вы кое о чем забыли, инспектор-сахиб, да? — усмехнулась она. — В газете ясно сказано, что за любую информацию, ведущую к поимке преступника, полагается существенное вознаграждение.
— Но мы его пока не поймали, — возразил Несокрушим.
— Он наверху, — огрызнулась тетка. — А в газетах написано про информацию, ведущую к поимке, а не про поимку. Моя информация ведет к этому, нет?
Времени на препирания не было. Кроме того, я понимал, что это бесполезно. Ввязываться в спор с бенгальской женщиной — дело безнадежное.
— Хорошо. — Я вытащил бумажник, извлек десятирупиевую банкноту и сунул ее в щель между решеткой и стойкой. — Так в каком он номере?
Она посмотрела на банкноту так, будто я в нее высморкался.
— Это не похоже на «существенное», сахиб. Что, по-вашему, я могу сделать на десять рупий, купить себе на радостях коробочку ладу?[23]
— Ладно, — вздохнул я и добавил еще десятку. — Больше у меня нет.
— Жаль. С радостью рассказала бы вам все за шестьдесят.
Я обернулся к Несокрушиму:
— Открывайте кошелек, сержант.
— Но… есть, сэр. — И он со вздохом протянул еще две хрустящие двадцатки.
— Номер двадцать три, — улыбнулась миссис Миттер, смахивая банкноты в карман. — На втором этаже. Ключ нужен?
— Если не придется доплачивать, — пробурчал Несокрушим.
— Да, пожалуйста, — сказал я, и она протянула связку.
С ключами в руках я направился к лестнице, Несокрушим шел следом, на полшага сзади.
Мы осторожно прокрались по коридору второго этажа, скудно освещенному окном в дальнем конце. Номер 23 располагался примерно посередине. Я вытащил револьвер, Несокрушим, опустившись на колено, тихонько вставил ключ в замочную скважину. Едва он начал его поворачивать, прогремел выстрел. Пуля проделала дыру в двери всего в футе над головой сержанта. Он рухнул на пол, и ключи вместе с ним. Я отшатнулся, взвел револьвер и прицелился.
— Полиция! — проорал я. — Открывайте!
Один за другим грохнули два выстрела, продырявив дверь еще в двух местах и осыпав нас дождем щепок. Я нырнул в укрытие.
Из комнаты донесся скрежет отодвигаемой мебели, потом запах гари.
— Что он там делает? — удивился Несокрушим.
— Уничтожает улики либо пытается спалить к чертям все заведение. Ты знаешь, что делать, — рявкнул я и бросил ему свой револьвер.
Сержант кивнул, а я, выскочив из относительно безопасного угла за стеной, попробовал выбить дверь плечом, но только ушиб плечо. И тут же очередная пуля пробила дверь в нескольких дюймах от моей головы. Я скользнул обратно за стену и приготовился ко второй попытке.
— Постойте, сэр! — крикнул Несокрушим. — Дайте я еще раз попробую отпереть!
Он перебросил мне револьвер, подхватил с пола ключи и подполз на животе к двери. Запах гари усиливался. Несокрушим приподнялся, вставил в скважину ключ, повернул его со щелчком и прижался к полу, но выстрела не последовало. Мы переглянулись. Я кивнул, сержант осторожно потянулся к дверной ручке, нажал. Я пинком распахнул дверь и тут же пригнулся. Чуть подавшись вперед, осмотрел комнату: кровать, стол, деревянный алмирах[24], горящее мусорное ведро. И никаких следов подозреваемого. В дальнем конце комнаты покачивались створки распахнутого французского окна. Я метнулся туда — как раз вовремя, чтобы заметить мужчину, стремительно убегающего по балкону, который тянулся вдоль всего здания.
— Погаси огонь! — крикнул я через плечо и бросился в погоню.
Подозреваемый добежал до конца балкона, рукояткой револьвера расколотил такое же французское окно и нырнул в другую комнату. Я опоздал и заметил лишь, как он скрылся в дальнем коридоре. Я пальнул вдогонку, больше от досады, чем в надежде попасть, и помчался следом — в коридор, потом по лестнице вылетел на крышу, отстав от беглеца всего на дюжину шагов.
Мужчина добежал до края, явно собираясь перепрыгнуть на другую крышу, но натолкнулся на трехфутовое заграждение из колючей проволоки, отделявшее гостиницу от соседнего здания.
Тупик.
Он обернулся, и я наконец рассмотрел его лицо. Это был человек, стрелявший в принца. Та же борода, те же безумные глаза, те же отметины на лбу.
— Брось оружие и подними руки! — крикнул я, целясь ему в грудь.
Взгляд мужчины метнулся влево, вправо в панических поисках выхода. Затем, не выпуская револьвер, он медленно поднял руки.
— Я сказал — брось оружие!
Он будто только сейчас заметил, что держит в руке.
Внезапно глянул на меня, улыбнулся, поднес револьвер к виску и выстрелил.
Рискованная затея. Покончить с собой, стреляя себе в голову, гораздо труднее, чем кажется. Череп очень крепок, иногда можно просто покалечиться, снеся себе половину черепной коробки, а мозгу хоть бы что. Но парню повезло. Он был мертв, еще не успев упасть наземь.
