Нефть в наших жилах - [27]

Тати жестом подозвала официанта и попросила принести ещё имбирного чая. Когда он ушел, бесшумно ступая по коврам в традиционной мягкой кожаной обуви и волнуя воздух полетом своих широких рукавов, присевшая рядом незнакомка заговорила:

— Добрый вечер.

У Тати не возникло сомнений в том, что приветствие адресовано ей. Без особой охоты развернувшись к собеседнице, вторгшейся в её уединение, она вздрогнула от неприятного предчувствия, сразу узнав в статной молодой женщине с короткими зализанными волосами охранницу, что была с Кузьмой на бульваре.

— Что вам угодно? — спросила Тати вежливо, но всё же не преминув продемонстрировать нежелание продолжать общение.

— Вы должны меня выслушать. Ради вашего блага. — Молодая женщина остановила проходившего мимо официанта в головной накидке, ниспадающие полы которой были декорированы тонкими серебряными колечками. Игнорируя его зазывные взгляды, она спросила стакан воды.

— Вот как? — Тати уловила повелительную интонацию в голосе девушки, и это ещё более усилило её неприятие по отношению к ней, — и почему же я должна вас слушать?

— От того, что я скажу, зависит ваша жизнь.

— Интересно… — протянула Тати с нескрываемой насмешкой. — И с каких это пор людскими жизнями распоряжается кто-то кроме Всеблагой? Чьи полномочия Она решила так расширить?

— Не ерничайте.

Тати заметила в глазах нежданной соседки по ковру зловещий холодный блеск. Она изо всех сил попыталась это скрыть, но на мгновение ей стало страшно. Очень красивое, строгое, смуглое лицо охранницы поневоле внушало уважение. Сейчас она была не в пиджаке, а в футболке и в джинсах — её тело, воспитанное тренировками и самоограничением, было сильным и стройным.

Оба официанта вернулись одновременно. Они синхронно присели на колени перед гостьями, поставили перед ними подносы и склонились в знак почтения. По обычаю, следовало положить на серебряную зеркальную поверхность монеты — плату за заказ и сверх неё, по желанию, похвалу красоте и усердию юношей.

Тати шепотом извинилась за отсутствие монет и попросила терминал безналичного расчета.

— Речь, как вы догадались, пойдет о Кузьме, — невозмутимо продолжила её собеседница, когда официанты, легко поднявшись с колен, упорхнули, — вы не должны больше с ним встречаться.

— Почему же?

— Он помолвлен. Этого вполне достаточно.

— Так ведь я только сказала ему несколько слов…

— Вы иностранка, но это не может служить оправданием. Пока вы здесь, вы обязаны подчиняться нашим законам. Если харамандонский юноша принадлежит женщине, то другая женщина должна спросить разрешение у неё, прежде чем заговорить с ним. Это древний обычай, и нарушать его — проявлять неуважение к традициям нашей страны.

— Ну… предположим… я нарушила. Так что, за это меня теперь следует убить?

— Не нужно утрировать. Я пришла говорить с вами совершенно серьезно. Рядом с Кузьмой вам угрожает опасность.

— Вот как? Вы решили облагодетельствовать меня предупреждением, а точнее запугать?

Охранница посмотрела на Тати теперь иначе, без гнева, скорее, с сожалением.

— Я думаю, вам все же стоит выслушать меня. Дело не в помолвке Кузьмы, не в госпоже Селии шай, это только то, что лежит на поверхности. Вы даже представить себе не можете, пропасть какой глубины под тем шатким мостиком, на который вы ступили…

— Стращать меня бесполезно, не тратьте понапрасну слов, — на Тати навалилось усталое раздражение: ей показалось, что её собеседница сейчас пустится в дебри рассуждений о нравственности и о том, как дикие обычаи королевства Хармандон предписывают её блюсти.

Молодая охранница медленно подняла бокал с водой и поднесла к губам. Сделав глоток, он повернулась к Тати:

— Я лишь излагаю факты. Слушайте. Кузьма один из немногих оставшихся в живых родственников императорской семьи. Его отец был двоюродным братом кронпринцессы Оливии.

Тати насторожилась. По ковру проплыли пышные шаровары официанта — он принес терминал и снова грациозно опустился на колени перед женщинами. Собеседница ждала, пока он уйдет. Она медленно пила воду, после каждого глотка ставя свой стакан на серебряный поднос. В его блестящей поверхности, точно в воде, отражались её пальцы, легко охватывающие кольцом прозрачные стенки стакана.

— Какое отношение это имеет к нашему разговору? — спросила Тати.

— Вы слушайте и не перебивайте. Как я уже сказала, отец Кузьмы имел прямое отношение к королевской семье. В прошедшем времени «имел» потому, что его уже нет в живых. Шестнадцать лет назад его застрелила жена, Зарина шай Асурджанбэй.

— Всеблагая… Помилуй… — вырвалось у Тати, неожиданно обретшей интерес к разговору, — И она не сидит в тюрьме?

— В нашей стране, если муж изменил женщине, и у них уже есть общие дети, она имеет право его убить.

— Так как же шестнадцать лет назад… Ведь Кузьмы ещё не было на свете… — Тати нервно вращала пальцами стакан с имбирным чаем. Раздражение от того, что произошло вторжение в мирное течение её вечера, сменилось возбужденным вниманием туриста в Хармандоне, стремящегося и узнать побольше об этой странной стране, и при случае натравить на неё уполномоченных по правам человека, и порадоваться сравнительному благополучию людей у себя на родине.