Недуг бытия (Хроника дней Евгения Баратынского) - [19]
Собрав театр и актеров в коробку, друзья испросили разрешение у дежурного офицера и отправились в корпусной лазарет.
Томный и еще более похудевший от двухдневного воспаленья в гортани Приклонский пришел в восторг. Навестивший сына камергер, любезный господин, тщательно причесанный Ю la Titus [42], восхитился искусством молодых людей.
— Прэ-элестно, прэлестно, — приговаривал он, близоруко щуря влажные глаза. — Они совершенно живые! Это вы вдвоем делали?
— Платье шил я, а кукол — господин Баратынский, — отвечал Креницын.
— Прэлестно, очаровательно. Господа, милости прошу вас по выздоровлении моего сына в гости. А вы, господин Баратынский, не доводитесь ли роднею покойному Абраму Андреичу?
— Я сын его.
— Прэ-лестно… Очень прошу вас, господин Баратынский, пожаловать к нам. Я слышал — вы сочиняете? Я покажу вам свою оду на прибытие в Москву государя Александра Павловича.
И камергер милостиво склонил надушенную голову набок.
Воспользовавшись болезнью своего неусыпного цербера, мстители поздним вечером покидали кровати, оставив на них одеяла, сворачиваемые так, чтоб они напоминали фигуру спящего человека, и на цыпочках проходили мимо храпящего педеля в коридор. По черной лестнице они пробирались на просторный чердак корпуса. Из карманов извлекалось все, что удалось утаить за вечерней трапезой, — и начиналось задушевное застолье. Сбившись в кучу под прикрытием железных коек, снесенных сюда за полною негодностью, заговорщики жадно истребляли съестное и по очереди курили из длинной Галагановой трубки.
Иногда чердачные заседания сопровождались богатым угощеньем: красавчик Приклонский доставал из своей рабочей укладки пирожные и дорогие конфекты. Однажды он принес даже бутылку пенистого моэта, который был распит с необычайным одушевлением. Когда товарищи приставали с расспросами, откуда Приклонский достает деньги на эти яства, он с притворным смиреньем опускал изящную голову и намекал на какую-то тайну…
Счастливая неделя пролетела стремглав. Грозный аргус Мацнев исцелился и принялся за исполнение своих обязанностей с удвоенным рвеньем.
Прекрасными крупными буквами Евгений вывел на листе бумаги слово "пьяница", намазал клейстером и, улучив момент, прилепил к спине ненавистного капитана.
Вечером следующего дня раздраженный наставник, воротясь к себе, обнаружил, что парадный шарф куце обрезан и впредь надеваем быть не может.
Французская эпиграмма, подкинутая неделю назад, была писана тем же почерком, что и отвратительный пасквиль, приклеенный вчера на спину.
Мацнев кликнул денщика, велел подать трубку, расположился перед своей конторкой и, горько щурясь, принялся мысленно перебирать всех воспитанников своего отделения. Лица отроков, безмолвно призываемых для дачи откровенных показаний, тоже щурились — и расплывались в дыму яростно куримого бакуна [43]. Задерживались и виделись долее прочих трое: тихоня Шуйский, трепетавший своего всесильного дяди, но еще более боявшийся однокашников своих; Галаган, мальчишка балованный и лживый, но искательный и подобострастный; попался намедни в театре — вызнать, кто отпускал в город; и сосед его по строю — этот, лобастый. Аристократишка, француз.
…Ежели б позорная надпись "пьяница" да вкупе с французской эпиграммой дошли до начальства — до господина Клингера? А порча шарфа? Мало, что шестьдесят целковых загублены, — но каково неуваженье к начальству, к власти! Мальчишка, надменный барчук, выкормыш французский, — считает себя вправе потешаться над скромным слугою престола! Но ведь есть и повыше чином слуги, кои так же не отличны ни знатностью, ни образованьем. Граф Алексей Андреич, к примеру. И ежели попускать этаким шалунам, то сыщутся проказники…
Капитан поежился. Подошел к походному поставцу и налил из пузатого флакона в большую зеленую рюмку. Но пить остерегся.
…Вольномысленный аристократишка подлежит наказанью. Пусть нет на нем вины явной — несомнительны вины, до времени таимые.
И, всосав в сипящую грудь добрую порцию едчайшего дыму, капитан Мацнев начертал в аттестации пажа Евгения Баратынского:
"Нрава и поведения дурного. Замечен во многих шалостях".
Облегченно вздохнул. Понюхал и выпил до дна большую зеленую рюмку. И приказал себе вслух молодецким фрунтовым басом:
— Кадета Павла Галагана — вызвать и допросить.
Галаган вернулся от начальника отделения, когда пажи укладывались спать. Губы его вздрагивали, трясущиеся пальцы с трудом расстегнули пуговицы и крючки мундира. Не сняв лосин, он повалился на кровать и закрыл затылок руками, словно защищаясь от грозящего удара.
— Поль, — тихонько окликнул Евгений, — что случилось?
Галаган молчал.
— Поль! По-оль! — он слегка потормошил соседа. — Или мы не товарищи боле?
Галаган рывком сел на постели. Лицо его исказилось слезами и злобой.
— Ищите других товарищей! Все вы, все…
И рухнул на подушку, сотрясаясь от рыданий.
Более ничего не удалось добиться.
Проснувшись от барабана, особенно отвратительного нынешним утром, по-зимнему серым и низким, Евгений увидел, что койка соседа пуста.
Дежурный Креницын проговорил вслух молитву, и пажи, остервенело топая, попарно промаршировали в трапезную.
— Привели, барин! Двое дворовых в засаленных треуголках, с алебардами в руках истово вытянулись по сторонам низенькой двери; двое других, одетых в мундиры, втолкнули рыжего мужика с безумно остановившимися голубыми глазами. Барин, облаченный в лиловую мантию, встал из кресел, поправил привязанную прусскую косу и поднял золоченый жезл. Суд начался.
Исторический роман Акакия Белиашвили "Бесики" отражает одну из самых трагических эпох истории Грузии — вторую половину XVIII века. Грузинский народ, обессиленный кровопролитными войнами с персидскими и турецкими захватчиками, нашёл единственную возможность спасти национальное существование в дружбе с Россией.
Роман основан на реальной судьбе бойца Красной армии. Через раскаленные задонские степи фашистские танки рвутся к Сталинграду. На их пути практически нет регулярных частей Красной армии, только разрозненные подразделения без артиллерии и боеприпасов, без воды и продовольствия. Немцы сметают их почти походя, но все-таки каждый бой замедляет темп продвижения. Посреди этого кровавого водоворота красноармеец Павел Смолин, скромный советский парень, призванный в армию из тихой провинциальной Самары, пытается честно исполнить свой солдатский долг. Сможет ли Павел выжить в страшной мясорубке, где ежесекундно рвутся сотни тяжелых снарядов и мин, где беспрерывно атакуют танки и самолеты врага, где решается судьба Сталинграда и всей нашей Родины?
Рассказ о белорусском атеисте XVII столетия Казимире Лыщинском, казненном католической инквизицией.
Отряд красноармейцев объезжает ближайшие от Знаменки села, вылавливая участников белогвардейского мятежа. Случайно попавшая в руки командира отряда Головина записка, указывает место, где скрывается Степан Золотарев, известный своей жестокостью главарь белых…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Подробная и вместе с тем увлекательная книга посвящена знаменитому кардиналу Ришелье, религиозному и политическому деятелю, фактическому главе Франции в период правления короля Людовика XIII. Наделенный железной волей и холодным острым умом, Ришелье сначала завоевал доверие королевы-матери Марии Медичи, затем в 1622 году стал кардиналом, а к 1624 году — первым министром короля Людовика XIII. Все свои усилия он направил на воспитание единой французской нации и на стяжание власти и богатства для себя самого. Энтони Леви — ведущий специалист в области французской литературы и культуры и редактор авторитетного двухтомного издания «Guide to French Literature», а также множества научных книг и статей.