Недобрый ветер - [10]

— Вы, я вижу, устроились как дома, — сказал мужчина, поднимаясь на крыльцо. — Сколько вас тут?

Всего двое. Я — Джош Грондовский, а это мой брат. Мы промокли, озябли и зашли сюда переночевать. Мы ничего не трогали.

— Ладно, Бен, — сказала женщина, — не видишь, дети! Оставь их в покое. — Она улыбнулась нам.

Я, по своему обыкновению, не сумел ответить ей тем же, зато Джой расплылся в лучезарной улыбке и сразу понравился женщине.

Мужчина на первых порах был менее дружелюбен:

— Наверняка от родителей сбежали.

Я пожал плечами:

— Дома нечего есть. Мы пробираемся к деду в штат Монтана.

Эта ложь про деда вовремя пришла мне в голову. Кто знает, вдруг мужчина надумает донести в полицию? Впрочем, ему не до нас. Судя по его виду, у него слишком много своих забот, чтобы тратить время на чьих-то детей, сбежавших из дома.

— Представляю, как обрадуется ваш дедушка. Два лишних рта в нынешние времена приведут его в восторг, — съязвил он. — А чем вы будете питаться в дороге, на что надеетесь?

— Я неплохо играю на рояле, может, найду где-нибудь работу. Правда, я хорошо играю, — повторил я, словно убеждая в этом самого себя.

Мужчина скорчил гримасу, давая понять, что я несу вздор.

— Ты хочешь зарабатывать игрой на рояле?

— Да, я надеялся.

— Вот что я тебе скажу, молодой человек. Скорее в Хейдсе выпадет снег, чем ты найдешь здесь такую работу, да и на любую другую у тебя ровно столько же шансов.

Я не ответил. Значит, мои предчувствия сбываются. Его слова отдавались во мне болью, но я знал, что он говорит правду.

— Откуда вы? — помолчав, спросил он.

— Из Чикаго, — ответил я. — Мы в этих краях всего второй день.

— Вот что, либо поторопитесь к деду, либо возвращайтесь в Чикаго. Решайте, куда вам ближе. Здесь дела идут из рук вон плохо. Хуже не бывает, Этот дом — арендаторы съехали на прошлой неделе — и вся поганая ферма не стоят и тридцати о центов. И ферма, и дом, и плита — все вместе!

— Вы хоть ели что-нибудь? — спросила женщина. Она смотрела на Джоя добрыми глазами.

Я знал, что нам может влететь за петуха, но делать было нечего.

— Нам попался цыпленок, мадам, и я его сварил. Надеюсь, он не ваш?

Нет, не наш, — она покачала головой. — Своих кур мы продали или съели. Сейчас нет смысла их держать, яйца никто не покупает. И в городе на базаре за них ничего не выручишь, лучше не возить — пустой перевод бензина. Нет, это, должно быть, цыпленок Хелмсов, Для цыпленка он, впрочем, староват, не так ли? Давайте, я проверну его через мясорубку, а то не прожевать. Приходите, мальчики, к обеду.

Джози! — недовольно воскликнул мужчина.

— Ничего, Бен, мы не обеднеем, если один раз их покормим. Ты прав, им надо возвращаться к родителям, но разок-то мы их покормим. Придумаю что-нибудь из этого петуха, потом у нас есть печенье и патока. Не разоримся, если поделимся с мальчуганами.

— Может, не стоит, — выдавил я. — Нам с Джоем не хотелось бы вас объедать.

— Ладно уж, — проворчал мужчина, — пойдемте. Пара кружков печенья ничего не изменит. Дело в том, что Джози готова кормить каждого встречного. Этого позволить нельзя, но тут она права — с двумя мальчуганами мы можем поделиться.

И мы поплелись за ними к их дому, который оказался ничуть не лучше того, где мы ночевали, только в комнатах еще была кое-какая мебель: несколько стульев в гостиной, колченогий журнальный столик, на нем стопка газет и несколько выцветших фотографий, дряхлый, вылинявший ковер на полу. На стене под стеклом небольшая картинка с цветами, птичками и названием городка в Небраске, выведенным золотыми буквами, рядом, под старинными стенными часами, — портрет кандидата в президенты Франклина Рузвельта, вырезанный из газеты и пришпиленный булавкой к обоям.

Женщина сразу ушла на кухню и занялась готовкой. Мы с Джоем сидели в гостиной и слушали жалобы хозяина на тяжелые времена.

— Этот парень, — он показал глазами на фотографию Рузвельта, — Джози верит ему, а я нисколечко. Все его новые идеи пустая болтовня, сотрясение воздуха. Дело зашло слишком далеко. Ни он, ни кто другой ничего уже не смогут исправить. Мы разбиты в пух и прах. Нам ничего не остается, как сдаться и…

— Бен! — крикнула женщина из кухни. — Не забывай, они же дети. Найди тему повеселей. От твоих причитаний нам лучше не станет.

Но мужчина будто ее не слышал.

— Последнего борова отвез в город, — продолжал он в том же духе, — двести пятьдесят фунтов веса. Знаете, сколько мне за него дали? Девяносто восемь центов, и ни гроша Пришлось отдать, все равно кормить нечем. Лучше уж девяносто восемь центов, чем если он околеет.

Хозяин нервно сжимал в руках сложенную трубочкой газету и, кончив говорить, с отвращением швырнул ее на столик.

— Вот в какой стране вы, ребятки, живете. Страна — банкрот, страна — попрошайка. В нашем округе банки уже отняли у владельцев половину всех ферм. Скоро настанет моя очередь — все добро, нажитое потом, пойдет с молотка.

Джой и я молчали, Да и что сказать? Слова этого отчаявшегося, ожесточившегося человека так напоминали разговоры отца, что мне сделалось не по себе. Впрочем, мужчина и не ждал от нас ничего; ему было все равно, слушаем мы его или нет, просто на душе накипело, хотелось выговориться. Он снова завел ту же пластинку о тяжелых временах, но тут на пороге появилась хозяйка.