Нечестивый Грааль - [40]

Романо не мог избавиться от ощущения, что Бритт Хэймар что-то от него утаивает — причину, по которой она всем этим занимается. Некое обстоятельство, о котором она боится или просто не решается рассказать. И это нечто, возможно, подскажет ему, из-за кого — или из-за чего — погиб Тэд.

Уже в дверях Романо вспомнил об отце Кристофоро. Он уже схватился за телефон и принялся набирать номер помощника отца-магистра, но вдруг сообразил, что в Риме скоро наступит ночь. Тогда он наскоро набрал со своего компьютера электронное сообщение для Кристофоро о покушении на профессора Бриттани Хэймар. Он оповестил его о встречах Бритт с ныне покойными священниками, состоявшихся благодаря звонку таинственного незнакомца. Тот назвал ей кодовые имена иезуитов, утверждая, будто оба они располагают информацией о Христовой родословной. В послании Романо упирал на то, что известие о смерти отца Метьюса глубоко потрясло Хэймар и что, по его мнению, она не имеет прямого отношения к кончине священников. В конце он известил отца Кристофоро о том, что вылетает вместе с Бритт в Вену, где собирается встретиться с неким священником, который, возможно, прольет свет на недавние трагедии. Напоследок Романо упомянул о странном письме отца Метьюса, в котором наставник требовал от него как можно скорее связаться с отцом Синклером, и пообещал держать отца Кристофоро в курсе предстоящих событий.

Только нажав клавишу «Отправить», Романо понял, какую совершил глупость: с помощью «Блэкберри», позаимствованного у Чарли, можно было заняться почтой прямо в очереди в аэропорту! Он взглянул на часы и похолодел: даже если еще остается надежда вовремя добраться до аэропорта, добыть билет на тот же рейс, что у Бритт, и пройти таможню, то, как пить дать, ему сейчас попадется не таксист, а настоящая черепаха!

Романо забросил рюкзачок на плечо, кинулся к черному входу, бегом добрался с 56-й улицы до Шестой авеню и отчаянно замахал первой попавшейся машине. Таксист плавно затормозил и, услышав от Романо JFK,[14] расплылся в ухмылке. Сделав несколько резких поворотов, он направился к туннелю Куинс-Мидтаун, затем выехал на магистраль Лонг-Айленда, и только тогда Романо немного расслабился и перевел дух. Впрочем, он до сих пор не мог уяснить, зачем ему сломя голову мчаться в Вену — как выразился Чарли, с «симпатичной дамочкой».

38

Ближе к вечеру Гавриил, надвинув на лоб козырек кепки с эмблемой «Нью-Орлеанских святых», вошел в телефонную будку на авеню Сент-Чарльз. На фасаде отеля «Роял Сент-Чарльз» трепетал на ветру американский флаг. Гавриил набрал номер и немедленно услышал в трубке голос отца Синклера.

— Я только что приехал, — сказал Гавриил. — Скоро буду в отеле. Все прошло без затруднений?

— Да, довольно гладко, но все же я вздохну свободнее, когда ты объяснишь мне, что произошло.

— Слежки точно нет?

— До гостиницы я всю дорогу шел пешком, но никого подозрительного рядом не было. Из осторожности я даже сделал порядочный крюк. Когда мы едем? Все ли ты продумал?

Гавриил огляделся: прохожие, как обычно, направлялись в сторону Французского квартала, спеша успеть к началу часа утех.

— Все будет нормально, — заверил он. — Я контролирую ситуацию. Я сейчас приду к тебе и все разъясню. В каком номере ты остановился?

— В шестнадцатом. Третий этаж, сразу от лифта направо.

— Через несколько минут жди.

Гавриил повесил трубку, закинул на плечо дорожную сумку и зашагал к гостинице. У главного входа он подождал, пока женщина в цветастом платье и старомодной ярко-розовой шляпе и мужчина в футболке с изображением «Яростного Кейджина»[15] исчезнут за крутящимися дверьми, вошел вслед за ними и, когда парочка завернула в холле в уютный бар, направился прямиком к лифту.

Поднимаясь на третий этаж, Гавриил успел вынуть из сумки портсигар и сунуть его во внутренний карман пиджака. Лифт резко остановился. Он опустил руку в боковой карман, стиснул лежащий там «Тэйзер»[16] и коротко постучался в шестнадцатый номер.

Дверь открыли сразу. Гавриил ворвался в комнату и приставил «Тэйзер» к груди Синклера. Глаза у оглушенного священника полезли из орбит, он обмяк и рухнул на ковер. Пока тело билось в конвульсиях, Гавриил запер дверь на замок и на внутреннюю задвижку, затем открыл портсигар, извлек оттуда шприц и медленно вколол его в грудь Синклеру, вводя препарат прямо в сердце.

Убрав пустой шприц обратно в портсигар, из второго его отделения Гавриил достал крохотную ампулу, вскрыл и накапал себе на указательный палец немного маслянистой жидкости. Начертив на лбу Синклера крест, он произнес: «Прими миропомазание в знак Господней любви и прощения. Да пребудет на тебе благодать Святого Духа». Пометив крестным знамением ладони священника, Гавриил добавил: «Да отринет Господь от тебя грех и дарует спасение и воскрешение. Аминь». Молитвенно сложив руки, он молча пронаблюдал, как у Синклера наступила агония и он испустил дух.

Затем Гавриил осторожно втащил труп в ванную, раздел его и положил в ванну. Из третьего отделения портсигара он вынул металлический шип с наконечником в виде плоского креста, а из дорожной сумки — молоточек. Вполголоса читая псалом на латыни, Гавриил пробил шипом запястья и ступни Синклера. Он передохнул, стер со лба капли пота и острым лезвием шипа сделал надрез у трупа в боку, а его острием выколол круг на макушке жертвы.