Нечаянная радость - [5]

– Он что, при случае бабки подкинуть может? – пошутил парень.

Отец Агапит на него покосился неодобрительно.

– Святые за нас молятся Богу – это главное. Но и помощи в беде у них попросить тоже можно.

– Ха! Это выходит, мне сам Ленин помогать должен. Вот не знал!

– Почему Ленин?

– Да потому, что я его имя ношу!

– Так ты Владимир?

– Нет, не угадал! – Парень откровенно торжествовал.

Отец Агапит даже жевать перестал.

– Так как же твое святое имя?

– Владлен! Сокращенно от Владимир Ленин.

– Ну, какое ж это «святое имя»! Хотя кому как… Так ты, выходит, и некрещеный?

– У меня отец упертый коммуняка был, – вроде как даже с гордостью объявил Владлен, – он бы меня скорей убил, чем крестил.

– Владлен… Надо же! – проговорил отец Агапит, внимательно глядя на Владлена, – а как тебя дома звали, ведь не полным же именем?

– Мать и сестра Владиком звали, а друзья Владом.

– Слушай, Влад, а поехали все-таки со мной в монастырь? У нас сейчас пятеро трудников работают, стройка идет большая. Заработаешь денег на дорогу и поедешь к сестренке не с пустыми руками.

– Шутишь…

– Я серьезно.

– Надо подумать! – Владлен скомкал оставшуюся от бутерброда бумагу и, откинув оконную фрамугу, выбросил ее.

– Ты зачем же мусор в окно бросаешь?

– А чтоб в вагоне срач не разводить.

– Снаружи, значит, можно?

– Так снаружи – природа, а она ничья! Долго нам еще ехать?

– Около часа.

– Нормально! Покемарить успею.

– Спи. Я тоже подремлю. Если контролер придет – буди.

Встреча с коллегами

Вдоль узкой желтоватой линии заката терпеливо бежала трудолюбивая электричка. В синеющем вечернем воздухе не видно было загаженной пассажирским мусором «ничьей природы» вдоль насыпи – только черный голый кустарник, под ним серый снег, а над ними уютная издали цепочка желтых окон электрички.

Но и внутри вагона было тепло, тихо, сонно. Владлен, скрючившись и по-ребячьи сложив ладони между колен, лежал на лавке, отец Агапит посапывал, привалившись плечом и головой к оконной раме. И остальные пассажиры тоже привычно дремали: почти все они каждый вечер возвращались по домам усталые, измученные городом и работой, а в конце пути их ждали домашние заботы, жены, мужья, дети, хозяйство – опять круговерть! – вот они и пользовались передышкой.

* * *

Владлену снился сон. Будто идет он на своих костылях по вагону, протягивая берет для подаяния, а пассажиры ласково улыбаются и бросают ему крупные радужные купюры, в основном почему-то иностранные – доллары, евро, украинские гривны… За ним идет молодая девушка с убогой шалью на голове. Она держит на руках укутанного краем шали ребенка; вообще-то это и не ребенок вовсе, а большой пупс, только в настоящей одежке.

Девушка умильно и жалобно клянчит: «Граждане пассажиры! Простите нас, таких молодых, что мы просим помощи! Муж мой вернулся с чеченской войны инвалидом, я сижу с больным ребенком, работать некому: подайте кто сколько может!». – Пассажиры протягивают ей вместо денег розы, георгины, гладиолусы, в основном белые, и радостно ее поздравляют. Девушка скромно улыбается в ответ: «Спасибо… Спасибо… Благодарю вас!..» Шаль на ее голове как-то незаметно превращается в белую фату с цветами, пупс выглядывает из нее и тоже улыбается, только теперь это уже настоящий мальчик. Он тянет пухлые ручонки к Владлену и зовет его: «Папа! Папа!»…

Владлен смотрел свой сон и, причмокивая, улыбался.

* * *

Электричка плавно остановилась и замерла.

Кто-то вышел, кто-то вошел… Двери затворились, поезд начал плавно отходить от платформы.

– Следующая остановка Макаровка! – прозвучал равнодушный голос из репродуктора.

Владлен открыл глаза, цветы и девушка с ребенком растаяли в тумане оборванного сновидения. Он досадливо поморщился, покрутил головой, потом внимательно посмотрел на спящего отца Агапита, осторожно спустил ноги на пол, наклонился и поднял батюшкин рюкзак, стоящий возле лавки.

Рюкзак был тяжеленный, Владлену без помощи даже и на спину его бы не закинуть. Примерившись, он покачал головой и опустил рюкзак на место; попробовал на вес сумку, но и та оказалась не легче. Вздохнув, он достал из-под лавки свои костыли и, мягко, как индеец, ступая грязно-серыми растоптанными кроссовками, пошел к выходу из вагона. На ходу оглянувшись, насмешливо сделал иеромонаху ручкой и вышел в тамбур.

Он не видел, как отец Агапит открыл глаза и, будто в ответ на глумливый жест Владлена, перекрестил его в спину.

– Иди, иди уж, чадо… – проворчал иеромонах и достал из кармана куртки мобильный телефон. – Алло, Виктор?.. Бог благословит… Я к Макаровке подъезжаю, а в десять буду в Красногорске. Можешь меня встретить? Я в последнем вагоне еду. Кстати, трудника тебе везу! Только не знаю, довезу ли… Да, сложности есть… До встречи! – и он снова безмятежно задремал.

* * *

Владлен в тамбуре приготовился к работе: приладил к рукам костыли, аккуратно натянул набок берет в тщетной попытке прикрыть фингал: в деле, к которому он готовился, главное было сразу произвести нужное впечатление. В следующий вагон он вошел уже на костылях, остановился и проникновенно начал:

– Граждане пассажиры! Простите меня, что я, такой молодой, прошу у вас помощи. Только не у кого мне больше просить! Пострадал я за родину на чеченской войне, инвалидом стал, и оказался не нужен государству. Помогите, кто сколько может!