По небу полуночи Ангел летел, он очень спешил в город святого апостола Петра: на все хлопоты у Ангела была только одна эта ночь, совсем короткая белая ночь, ведь шел уже первый месяц школьных каникул. А дело было крайней срочности и важности: Ангел Хранитель должен был до утра выяснить, стоит ли одной хорошей псковской девочке ехать на каникулы к отцу в Санкт-Петербург. Девочка Аня была его подопечной, Ангел Хранитель души в ней не чаял и ласково звал ее Аннушкой. Завтра отец Аннушки должен звонить в Псков ее бабушке, чтобы обсудить вопрос о каникулах. Но если вдруг окажется, что ехать в Санкт-Петербург Аннушке неполезно, Ангел Хранитель должен успеть сделать все, чтобы эта поездка не состоялась.
Впереди показалась гора облаков, подсвеченных бледными и какими-то неуверенными лучами солнца: оно, солнце, будто не могло решить, стоит ему сегодня заходить или лучше так и остаться висеть над самым горизонтом – все равно скоро снова вставать и подниматься в небо. Мимо Ангела пролетело несколько самолетов, и все они один за другим нырнули в эти пышные облака. «Там, внизу, город», – подумал Ангел и тоже пошел на снижение.
Издали облака казались ослепительно чистыми, но внутри они состояли сплошь из мутного сизого тумана, в котором крутились, завивались и переплетались хвосты смрадных дымов всевозможных оттенков. Это были физические и нравственные испарения большого города. Ангел постарался поскорей пройти сквозь эту злокачественную облачность и так увеличил скорость полета, что крылья загудели.
И вот он, прошив облака насквозь, очутился над северной столицей. Под собой он увидел зеленые крыши, черные крыши, красные крыши, серые крыши – целое море крыш, а в нем – золотые островки церковных куполов, колоколен и шпилей.
Но в городском небе летали не только самолеты: над самыми крышами, словно стаи нетопырей, кружились, метались, ныряли в спящие дома и снова вылетали из них черные бесы на перепончатых крыльях, и вид у них был занятой, озабоченный и весьма зловещий. А выше кружили Ангелы, сияющие, как большие звезды; они летали поодиночке, парами и небольшими стаями. Ангелов было намного меньше, чем бесов, и сверху они Хранителю казались белыми лебедями, парящими над стаями летучих мышей. Иногда Ангелы опускались ниже, и тогда бесы бросались от них врассыпную. Порой происходили и столкновения. Но если в каком-то уголке города бесы вдруг начинали хищно кружить вокруг одинокого Ангела, к нему тотчас на подмогу шли на предельной скорости другие Ангелы, оставляя за собой широкие полосы света. А люди, наверное, думали, что эти полосы оставляют самолеты…
«Однако тут большая война идет, – подумал Ангел. – Бесов, бесов-то сколь! А и наши не зевают…»
Из бокового кармана стихаря Ангел Хранитель извлек шар зеленовато-молочного стекла – зерцало связи – и распрямил тороки. На первый взгляд тороки казались концами узкой парчовой ленты, поддерживающей золотые кудри Ангела, но это были Ангельские антенны.
– Ангел Хранитель Иоанн вызывает Хранителя Санкт-Петербурга.
В глубине зерцала появилась светящаяся фигура.
– Я Градохранитель Петербурга, – прозвучало из чудесного шара.
– Благослови, Хранитель города. Я гость и прошу тебя о встрече.
– Благослови и ты. Где ты обретаешься?
– Похоже, я завис над самым центром Петербурга.
– Ты зришь под собой широкую реку?
– Зрю, Градохранитель.
– Это Нева. К югу от нее находится золотой купол, самый большой в городе. Ты зришь его?
– Зрю.
– Это Исаакиевский собор. Лети к нему и ожидай меня на галерее под куполом. Я тотчас прибуду.
Свет внутри шара потух. Ангел прибрал зерцало, опустил тороки и расправил крылья. Он сделал круг над собором, спикировал на купол и по нему, как по крутой горке, съехал на широкую каменную галерею, что шла вокруг барабана купола. По всей балюстраде, окружавшей галерею, стояли статуи Ангелов в натуральную величину. Хранитель принялся их разглядывать с понятным интересом.
Не успел Ангел Иоанн обойти хоровод бронзовых собратьев, как по серо-голубому небу будто пронеслась огненная комета, и перед скромным Ангелом Хранителем из Пскова предстал великолепный Хранитель имперского города. Он был на две головы выше гостя, его богатые белые ризы перламутрово переливались, отсвечивая на длинных складках голубым и синим, а кресты на ораре были расшиты жемчугами и бриллиантами. К поясу Ангела был подвешен меч, и был тот меч подобен раскаленному белому лучу.
– Петрус, Хранитель Санкт-Петербурга, – назвался великолепный.
– Иоанн. Можно просто Иван, – скромно представился гость.
– Очень приятно. Откуда пожаловал ты к нам, брат Иван? – спросил Петрус, присаживаясь на край каменной балюстрады.
– Псковские мы, – сказал Ангел Хранитель Иоанн, застенчиво улыбаясь.
– Знаю, бывал. Славные места. Монастыри, святыни, Псково-Печорская Лавра, старец Николай Залитский. Да и монахи у вас там есть знаменитые на весь православный мир – иконописец Зенон, сладкопевец Роман… И по какой такой нужде припожаловал ты к нам в Санкт-Петербург, Ангел Иван? Ответствуй, брат.
– По семейному делу, – ответствовал Ангел, переминаясь босыми ногами на каменном полу галереи. – Хранитель я: девочка у меня, сиротка, зовут Аннушкой, живет с бабушкой. Мать год назад умерла, а отец уже десять лет как оставил их и проживает в Петербурге. С младенчества Аннушка матерью и бабушкой воспитана в православии: постится, причащается, прилежно ходит в Божий храм. Недавно наша бабушка узнала, что у нее тяжелая болезнь в последней стадии и жить ей осталось совсем немного. Решила она заранее позаботиться о внучке: разыскала адрес Аннушкиного отца в Петербурге и написала ему письмо, в котором все ему про свою болезнь откровенно рассказала и просила подумать о судьбе его дочери. Отец откликнулся сразу: прислал в ответ телеграмму, что завтра будет звонить на самую главную псковскую почту. Бабушка задумала внучку отправить к отцу в Петербург на все лето, чтобы дочь с отцом ближе познакомились и привыкли друг к другу. Вот это они и будут завтра обсуждать по телефону. А сюда я прилетел, чтобы на месте разузнать, что за отец у Аннушки, какая у него в доме духовная атмосфера? К нам в Псков много паломников из Петербурга приезжают, а путь на Печоры, в Лавру как раз возле нашего дома проходит; так вот мимолетящие петербургские Ангелы иногда такое рассказывают о своем городе, что и Ангельская душа трепещет. Очень я боюсь за свое, Господом мне доверенное, дитя… Ты не обижаешься, Петрус?