Нечаянная радость - [12]

Столы в трапезной были временные – просто сколоченные доски, поставленные на козлы и покрытые дешевенькими клеенками. Вдоль столов – деревянные лавки, только у торца монашеского стола стояли три обычных канцелярских стула.

– Шапчонку-то скинь! – тихо скомандовал Виктор. – И садись вот сюда. Мужики, подвиньтесь!

Зыркнув глазом и убедившись, что «нормальные мужики» тоже сидят без головных уборов, Владлен послушно стащил с головы шапку, запихал ее в карман камуфляжной куртки и уселся рядом с ними, третьим на лавке.

По коридору между лесов быстрым шагом прошли монахи с кастрюлями, чайниками и плетеными хлебницами: тарелки и ложки были приготовлены на столах заранее. Владлен принюхался и сморщил нос.

– Овсянка… Я им что – мерин? – проворчал он себе под нос. Сидевший рядом длинный мужик на него покосился, причем, естественно, сверху. Владлен решил не обижаться, не разобравшись: а вдруг с этим мужиком еще придется налаживать отношения? Так, кстати, потом и оказалось, причем довольно скоро…

Негромкие разговоры вдруг разом смолкли, монахи и трудники поднялись со своих мест, подтянулись и устремили почтительные взоры к дверям. В трапезную входило местное начальство во главе с высоким, мощного вида монахом.

– Архимандрит Евлогий, настоятель обители, – шепнул Владлену стоявший рядом трудник, кивая на монаха-богатыря.

За архимандритом семенил старенький монашек, а третьим… третьим шел, прихрамывая, отец Агапит!

– Привет, отец Агапит! – негромко, но звучно приветствовал его Владлен. Иеромонах не ответил, но кивнул и улыбнулся приветливо.

* * *

И вот уже все сидят и степенно трапезничают. Все, да не совсем: молодой послушник за аналоем высоким бодрым голосом читал нараспев жития святых, а Владлен сидел перед почти нетронутой порцией каши и нервно крошил кусок хлеба.

– «Тогда правитель велел раздеть их и без пощады бить сухими воловьими жилами, – читал послушник, – после чего их повесили на дерево и строгали тела их до тех пор, пока не обнажились их внутренности…»

– Ты чего не ешь? – шепотом спросил Владлена сосед напротив, степенный бородатый дядечка из «нормальных мужиков».

– Да как-то… В таком вот сопровождении! – ответил, передернувшись, Владлен.

– Ешь! А то работать не сможешь!

Владлен взял ложку и нехотя принялся есть кашу.

Послушник за аналоем между тем продолжал все так же бодро и звонко:

– «Убедившись наконец, что святые не поколебимы в своей вере, правитель приказал палачам снять их с дерева и отпилить им ноги деревянными пилами…»

Владлен положил ложку и с ненавистью уставился на чтеца. Глаза его от злости стали пронзительно синими, а под скулами заходили желваки: вот-вот крикнет: «Да заткнись ты, дай поесть спокойно!» или кинет в бедного послушника алюминиевой миской… Но тут игумен позвонил в колокольчик и тем спас послушника от неминуемой расправы. Монахи и трудники поднялись с места и запели благодарственную молитву.

На дворе дрова

После завтрака монахи разошлись по своим кельям переодеваться в рабочую одежду: те же подрясники, только старые, залатанные, сверху ватники, на ноги, вместо популярного в среде монашествующих бренда «Прощай, молодость», обыкновенные валенки, причем даже не у всех нашлись черные. Бедный был монастырь…

Владлена Виктор повел обряжаться наособицу к отцу келарю. Степенный отец келарь, оглядев нового трудника, ушел куда-то за стеллажи и вынес старый ватник, байковый лыжный костюм вишневого цвета и выдал даже пару нижнего белья х/б, по виду солдатского. Но главное, подобрал ему валенки точно по размеру. С калошами! И еще дал в придачу пару шерстяных носков грубой домашней вязки. Владлен переоделся в уголке и остался очень доволен своим новым «прикидом»: теперь-то он по дороге из монастыря не замерзнет!

– А свою одежку потом в прачечную снесешь! – одобрительно оглядев его, сказал Виктор.

– Ага, обязательно! – кивнул Владлен, бережно сворачивая заскорузлую камуфляжку: так вот он и доверит кому-то свою «рабочую форму», разбежались!

* * *

Вышедшие на работу монахи выглядели бодро, хотя до завтрака успели уже отстоять полунощницу и Литургию.

И снова визжала истошно и жалобно циркулярная пила, но теперь к ее заунывному голосу прибавился стук топоров. Виктор и трудники относили отпиленные чурбаки к монахам, орудующим колунами. Среди них трудился и сам архимандрит Евлогий: дрова он колол умело, да и силищи архимандриту было не занимать. Работающий с ним в паре Виктор не поспевал подносить ему чурбаки.

– Загонял меня батяня! – пожаловался он Владлену. – А ну, давай, Влад, подсоби!

Владлен, поначалу сачковавший по неизбывной зэковской привычке, постепенно, бочком да смешком тоже заразился общим энтузиазмом, и вот он уже разгорячился и начал носиться бегом от пилы к архимандриту. Вскоре он даже ватник расстегнул, а потом и вовсе скинул за ненадобностью.

Архимандрит, чтобы поспеть за Виктором и Владленом, раздухарился и тоже снял подрясник и остался в одних трениках, по пояс голый! Мускулы у монастырского начальства оказались будь здоров, как у хорошего борца. А на могучем плече в такт движениям запрыгала татуировка – свирепый барс на скале.