— Отопри пожалуста!
— Да ты кто такой?
— Прохожій.
— Что-жь тебѣ надо?
— Бѣда случилась.
— Какая бѣда?
— Въ зажорѣ чуть не утонулъ.
— Въ зажорѣ?
— Ну да, въ зажорѣ.
— Это подъ горой?
— Ну да, подъ горой, отвѣчалъ я, едва переводя духъ отъ холода.
— Экой ты, братецъ!..
Съ послѣднимъ словомъ цѣловальникъ, не обуваясь, вскочилъ и проворно отворилъ мнѣ двери въ кабакъ.
— Иди сюда!.. Здѣсь темно, такъ ты по голосу иди!.. Иди за мной, — говорилъ цѣловальникъ. — Сюда за мной! Я сейчасъ огонь выкрещу… вздую огонь…
Должно замѣтить, что это было около двадцати лѣтъ назадъ, а тогда фосфорныя спички еще не входили во всеобщее употребленіе.
— Иди сюда!
Мы вошли въ кабакъ.
— Сейчасъ огня достанемъ! заговорилъ ободрительно цѣловальникъ, и началъ добывать огня.
Въ минуту мой, Богомъ посланный на ту пору, хозяинъ и свѣчку зажегъ.
— Однако дѣло дрянь! сказалъ мой хозяинъ. — Право, парень, дѣло, какъ есть дрянь!..
— Да какъ видишь, отвѣчалъ я: просто весь смерзъ; боюсь, не простудиться…
— Какъ же тебя угораздило такъ?
— Дорогой ошибся.
— А ты откуда шолъ?
Я сказалъ.
— А, знаю!..
— Дай, пожалуйста, копѣекъ на пять водки! попросилъ я хозяина, который уже вертѣлся около половъ, установленныхъ шкаливаии, косушками, штофами, полуштофами…
— Какъ не дать?.. теперь водка первое дѣло!.. Выпьешь — согрѣешься: не выпьешь — согрѣнья ни отъ чего не подучишь, потому не отъ чего…
— Потому-то и хочу выпить…
— На, пей! сказалъ цѣловальникъ, откупоривъ косушку и наливая въ стаканъ водку.
Я, зная кабацкіе обычаи: надо сперва заплатить деньги за водку, а ужь послѣ пить, сталъ доставать деньги.
— Да пей, парень! послѣ заплатишь!
— Все равно: сейчасъ отдамъ.
— Пей, тебѣ говорятъ! грозно уже крикнулъ на меня цѣловальникъ.
Я выпилъ, вынулъ пять копѣекъ серебромъ, разумѣется, мѣдными деньгами, и отдалъ цѣловальнику; только водка на меня не произвела рѣшительно никакого дѣйствія: такъ я перезябъ.
— Выпей еще стаканчикъ! обратился во мнѣ цѣловальникъ, видя, что первый стаканъ не оказывалъ должнаго дѣйствія.
— Больше пить не могу!
— Денегъ, что ли, нѣтъ? таинственно, вполголоса спросилъ меня цѣловальникъ.
— Нѣтъ, не то…
— Я тебѣ, парень, отъ себя поднесу, еще таинственнѣй проговорилъ цѣловальникъ.
— Деньги у меня есть…
— Это все едино, а ты выпей еще стаканчикъ.
— Да, ей Богу, не могу!..
— Эхъ ты, озорная голова! крикнулъ на женя цѣловальникъ: говорятъ тебѣ: пей! такъ, стало быть, надо пить!.. Не стану я сдуру всякаго поить водкой!.. А тебѣ подношу: надо христіанскую душу отъ смерти спасти!.. Пойми ты…
— Ну, давай!..
Цѣловальникъ налилъ еще стаканъ, я выпилъ, и вынулъ изъ кармана еще пять копѣекъ и подалъ хозяину.
— Не надо, парень! объявилъ тотъ, не принимая отъ меня денегъ. — Право, не надо!..
— У меня же есть деньги…
— Ну, и слава Богу! держи про себя, настаивалъ цѣловальникъ:- держи, парень, про себя… Деньги всегда, парень, нужны…
— Спасибо тебѣ, хозяинъ, на добромъ словѣ, сказалъ я, а деньги ты все таки, какъ хочешь, а возьми.
— Да тебѣ жь говорятъ…
— Какъ хочешь, а, пожалуйста, возьми! и съ этими словами положилъ деньги — пять копѣекъ — на стойку.
Хозяинъ съ видимымъ неудовольствіемъ взялъ со стойки деньги и положилъ въ ящикъ.
— А ты вотъ что, хозяинъ, началъ говорить я: ежели хочешь для меня добро сдѣлать, пусти меня переночевать у тебя. Дорогъ я не знаю, я не здѣшній…
— Ну, нѣтъ, паренекъ, этого сдѣлать нельзя!..
— Отчего же?
— Заѣдетъ какой повѣренный!..
— Что жь за бѣда?
— Какъ, что за бѣда?.. Да тутъ такая бѣда — совсѣмъ пропадешь…
— Отъ чего жь пропадешь-то?
— Какъ отъ чего? У насъ строго наказано: въ кабакъ ни подъ какимъ тебѣ образомъ не пускать ночевать; а коли ты пустилъ кого ночевать къ себѣ въ кабакъ, то за это съ тебя большой штрафъ и изъ кабака вонъ… Вотъ что!.. А то для чего не пустить?!..
— Ну, стало быть, дѣлать нечего, прощай!.. спасибо за угощенье! сказалъ я, собираясь уходить.
— Да куда ты? постой!
Я остановился.
— Вотъ что я тебѣ скажу, паренекъ — заговорилъ цѣловальникъ:- тутъ сейчасъ деревня; такъ ты ступай въ деревню… до деревни какихъ нибудь саженъ двадцать будетъ.
— Да въ эту пору въ деревнѣ-то, пожалуй, ночевать и не пустятъ, отвѣчалъ я.
— Оно точно: пожалуй и не пустятъ, медленно проговорилъ цѣловальникъ.
— Вотъ видишь ты…
— Однако, мы это дѣло поправимъ.
— Какъ же?
— Иванъ! крикнулъ цѣловальникъ.
За перегородкой что-то зашумѣло.
— Иванъ, мой батракъ, прибавилъ цѣловальникъ, обращаясь ко мнѣ:- онъ тебя проводитъ; ему отопрутъ.
Вошелъ изъ-за перегородки Иванъ.
— Вотъ, братъ Иванъ, проводи паренька, хоть къ Семену во дворъ, приказывалъ Ивану хозяинъ:- видишь, какъ убрался!..
— Гдѣ ты такъ отдѣлался? спросилъ меня Иванъ, позѣвывая и почесывая себѣ спину.
Я и Ивану разсказалъ.
— Ишь ты, грѣхъ какой! отвѣтилъ Иванъ.
Въ минуту Иванъ одѣлся.
— Прощай хозяинъ! сказалъ я, когда Иванъ былъ уже совсѣмъ готовъ провожать меня. — Спасибо за ласку; вѣкъ твоего добра ко мнѣ, хозяинъ, не забуду!
— Постой, погоди! сказалъ цѣловальникъ.
— Продрогъ ужь я очень…
— То-то! выпей еще.
— Нѣтъ, не могу.
— Такъ вотъ что: возьми съ собой шкаликъ — придешь въ избу, можетъ, и захочется выпить, въ избѣ и выпьешь.
— Ну, спасибо, хозяинъ, и съ этими словами я полѣзъ въ карманъ за деньгами — заплатить за шкаликъ.
