29 Ноября 1858 года.
Тверь.
Вчера я пріѣхалъ въ Тверь съ тяжелымъ поѣздомъ; дорога была скучная; отъ нечего дѣлать, я подсѣлъ къ мужикамъ; разговорились о Кокоревѣ; кто-то похвалилъ домъ его въ Москвѣ, близъ Покровки.
— «Небось цѣлковыхъ шесть стоитъ», замѣтилъ одинъ изъ мужиковъ.
— Бываютъ дома и дешевле, отвѣтилъ на это другой.
— Какъ, дешевле шести цѣлковыхъ, сказалъ я?
— Много дешевле.
— Какіе же такіе дома?
— А вотъ, что одна то лошадь домовъ по двадцати возитъ!
— «Въ этихъ домахъ всякому жить придется!» замѣтилъ сѣдой старикъ, покачавъ головою: «называются только они гробами, а то та же домовина, стало-быть — домъ!»
Въ моемъ вагонѣ везли кондукторовъ, которые отъ нечего дѣлать перепились и поминутно ссорились между собою. Одинъ изъ нихъ, старый отставной ундеръ, сильно негодовалъ на молодежь; такъ называлъ онъ своихъ товарищей, тоже отставныхъ ундеровъ съ сѣдыми усами.
— «Молодежь эта», говорилъ онъ, «не умѣетъ служить Богу и Великому Государю! не умѣетъ: тоже служитъ, говоритъ; да какъ служить, спрошу я? не по нашему: я служилъ…. служу — буду служить — не по ихнему. До гробовой доски буду служить! Въ наше время служили не по нынѣшнему. Вотъ хоть къ примѣру взять, были мы подъ Варною, тогда съ Туркомъ война была, а въ ту пору я служилъ въ Преображенскомъ. Вышелъ приказъ такой: со всей гвардіи вызвать 120 человѣкъ охотниковъ, такъ куда тебѣ 120, 12 тысячь вызвалось! Начальники и велѣли жеребій трясти. Стали трясти: вышелъ жеребій мнѣ. Фельдфебель былъ у насъ Петровъ; тотъ давалъ мнѣ 50… 100 рублей, пусти только его съ моимъ жеребьемъ; да я не взялъ! А былъ тогда еще рядовымъ!..»
Много онъ и еще разсказывалъ; но какъ онъ на каждой станціи прохаживался, то языкъ его выговаривалъ все невнятнѣй и невнятнѣй, а наконецъ и совсѣмъ отказался служить. Пріѣхавъ въ Тверь, я пошелъ въ трактиръ ужинать, гдѣ ко мнѣ подошелъ одинъ господинъ храброй наружности. Мы съ нимъ разговорились и сей господинъ оказался, сверхъ моего ожиданія, какимъ-то чиновникомъ или писцомъ при комитетѣ по крестьянскому дѣлу. Между прочимъ онъ говорилъ мнѣ, что комитетъ рѣшилъ печатать всѣ свои протоколы, чѣмъ писецъ былъ сильно недоволенъ: «для чего, кому надо знать? прикажутъ, когда придетъ время!»
Сегодня по утру я пошелъ отыскивать Рв. и P.: въ Твери я былъ въ первый разъ; Рв., по просьбѣ М. П. Погодина, могъ указать мнѣ на что особенно надо взглянуть; а Р., какъ секретарь Губернскаго Правленія, могъ, при пѣшеходномъ моемъ путешествіи по Тверской губерніи, оказать большую помощь: я знаю по опыту, какъ трудно растолковать нѣкоторымъ особамъ, особливо становымъ съ братіею, цѣль моихъ походовъ, а секретарю, да еще Губернскаго Правленія, не то что нашему брату, во всемъ повѣрятъ. Но къ моему великому горю, я ни того ни другаго не нашелъ въ Твери; они оба уѣхали въ Москву. За розысками ихъ я опоздалъ къ обѣднѣ въ соборъ, который мнѣ очень хотѣлось видѣть. Отъ нечего дѣлать, я отправился въ трактиръ «чаевать», и тамъ напалъ на купцовъ, пришедшихъ туда тоже чайку попить. Не могу вамъ сказать, какъ у насъ зашелъ разговоръ; кажется одинъ изъ насъ попросилъ газету у другаго. Мы разговорились и сѣли за одинъ столъ. Перекинувъ нѣсколько словъ, я спросилъ ихъ: какъ идетъ торговля послѣ открытія чугунки: сильнѣе, или упала? Вѣроятно, значительно увеличилась? — «Увеличилась!.. какое увеличилась: не въ примѣръ туже пошла!»
— Отъ чего же?
— «Какъ отъ чего? Москва стала ближе. Теперь кому что надо купить, заплатилъ 10, 15 к., да и въ Москву; а тамъ онъ хоть и не дешевле купитъ, да думаетъ: во ста мѣстахъ побываю. Теперь ни одна свадьба не бываетъ безъ поѣздки въ Москву! Сперва этимъ товаромъ, такъ сказать по нашему, краснымъ, на два милліона въ розницу Тверь торговала; а теперь на 200 тысячь! На 2 милліона то есть, въ розницу, торговала на ассигнаціи, а на 200 тысячь ceребромъ, все-таки это выходитъ 700 тысячь; а ocтальные-то гдѣ взять?»
— Вы говорите про торговлю краснымъ товаромъ; а какъ же у васъ идетъ хлѣбная торговля?
— «То же и съ хлѣбомъ! хлѣба везутъ по Волгѣ много, изъ Твери еще больше; да только хлѣбъ насквозь проходитъ: въ одну заставу ввезутъ, въ другую вывезутъ; съ Волги на желѣзную дорогу, да и вся недолга. Вотъ Новгородъ сперва какъ горевалъ, что желѣзная пойдетъ мимо; а теперь желѣзная дорога такъ отрѣзала, что вся та сторона къ нему потянула! Вся сторона: Псковъ, Курляндія, Лифляндія, Швеція!.. Теперь въ Новгородѣ то и дѣло что строятся: вотъ недавно купецъ — купецъ — забылъ какъ прозывается — вотъ какъ по Волхову пойдешь, такъ на углѣ будетъ…. забылъ! Такъ этотъ купецъ поставилъ домъ во сто тысячь, да тысячь серебромъ! А у насъ нонече сильныхъ людей, богачей нѣтъ. Ты знаешь, Михайло Яковлевичь, сказалъ онъ, обращаясь къ своему товарищу, Старицкаго купца — Ивана Дементьева?»
— Безпоповаго-то? [1] что въ прошломъ году умеръ?… Знаю.
— «Что за сила была! одинъ всей здѣсь торговлей ворочалъ: въ Старицѣ жилъ самъ, а въ Твери никакого хлѣба безъ него не покупали!»
— А умеръ собакой! отозвался какой-то господинъ въ чуйкѣ, тоже изъ купцовъ.
Мои товарищи примолкли.
— Отъ чего же собакою? сказалъ я.
