Небольшие повести - [37]
- Ходил. А что?
- А у меня есть сведения, что ходил. А она за тобой бежала по улице и кричала в голос… Как там у тебя по моральной линии? Все в порядке?
- Я у нее о Хромове спрашивал.
- Ты хоть женатый? - спросил он и улыбнулся.
- Нет.
- С какого сам года? Небось двадцать пять есть?
- Двадцать три.
- Ну вот. Двадцать пять лет, а неженатый. А пора бы тебе упорядочить свою жизнь… Некрасиво получается. Заметный человек, из Москвы, а сачкует… Ты как ехать собирался?
- На самолете.
- Какой в такую погоду самолет! Ты давай-ка вот что. Пережди денька два-три. Хочешь, за наш счет. Обсудим эту историю. Докопаемся до корней. Напишем вместе куда следует.
- Нет, не могу, Аким Севастьянович. Надо ехать. На самолете нельзя - буду у вас машину просить…
- Машина - не вопрос. А вот куда я горючее спишу? А? Порожний рейс. Меня за дальний порожняк по головке не погладят. Знаешь, сюда нам горючку доставляют с какими трудностями… Особенно в зимний период. А тут - порожний рейс. - Аким Севастьянович встал и начал шагать по скрипучим половицам. - Ну да ладно. Организуем машину. А ты учти на будущее: человек должен помогать ближнему. А если беспрестанно кусать друг друга, так лучше и не жить вовсе.
7
В день отъезда я поднялся рано и стал приводить в порядок свои заметки. К концу работы всегда открывается множество мелких прорех: там перепутал название речки, тут забыл записать фамилию бригадира.
Минуло семь часов утра, а за окном чернела густая ночь. По утрам в здешней сети почему-то слабое напряжение - даже радио не работает. А у лампочки едва заметный накал, и приходится зажигать свечку.
Терентий Васильевич только что затопил и пошел в сени. Сырые дрова стреляли и шипели в печи, в трубе свистел ветер, дым загоняло обратно в избу. За окном стонала пурга. В горнице было зябко, неуютно.
Перед отъездом откуда бы ни было мне всегда становится не по себе. А на этот раз в черном северном утре и в вое пурги стало совсем грустно.
Сквозь вой метели слышались далекие сигналы: кто-то сослепу заехал в сугроб и звал на помощь, - и однообразные звуки гудка совсем пропадали, когда ветер менял направление и летел в тайгу.
Ветер был такой силы, что весь дом поскрипывал и вздыхал, будто его двигали то туда, то сюда, и запертая на тонкий крючок форточка беспрестанно дергалась. Собак Терентий Васильевич по случаю непогоды пустил в избу. Они лежали, присмирев, посреди горницы, свернувшись бубликами, и по-человечьи тоскливо вздыхали.
О-о-о!.. - стонала пурга. О-о-о!..
Снегу намело во все дыры, и когда в сенях ходил Терентий Васильевич, там хрустело, будто он не ходил, а грыз сахар-рафинад.
Я занимался записями, когда мне показалось, будто снаружи стучат по стеклу. Сначала я не придал этому значения: форточка дергалась, ветер шумел - мало ли что может почудиться в такую пору. Но торопливый стук повторился явственно и настойчиво.
Сквозь стекла, плотно запаянные морозом, ничего видно не было. Я забрался на скамейку, сбросил крючок с форточки. Створка мгновенно вырвалась из рук и чуть не сорвалась с петель. В глаза ударила пригоршня острого снега.
- Кто там? - крикнул я, зажмурившись.
- Это я! - послышался голос Арины.
Она была в своем дубленом полушубке, накинутом прямо на цветастый поплиновый халат. Она оглянулась, попыталась сказать что-то, но ветер взвизгнул, и воротник полушубка хлопнул ее по губам. Арина раздраженно мотнула головой и крикнула:
- Вы когда едете?
- Сейчас.
- Если за баранку посадят Николая, не соглашайтесь! Пускай другого дают! Требуйте другого!
- Почему?
- Ничего не знаю! Если Николай - не садитесь!
- Подожди, Арина…
Я выбежал на крыльцо, но она была уже далеко. Мне показалось, будто она еще раз крякнула: «Ничего не знаю!» - и исчезла, словно пурга унесла ее на своих белых крыльях.
Я вернулся, закрыл форточку и сел думать. Предположение, что Аким Севастьянович назначит в «порожний рейс» того самого Николая Хромова, который совершал уголовное преступление, казалось мне невероятным. Да и Николай вряд ли согласится везти человека, который, по существу, написал на него обвинительное заключение. Конечно, он может попытаться отделаться от меня в пути, но в таком случае ему достанется втройне, - он не может не понимать этого.
Обдумав обстоятельства со всех сторон, я простился с Терентием Васильевичем и вышел.
Окна конторы были освещены. Работа уже шла.
В сплошной снежной каше появилось светлое пятно. Оно становилось ярче и светлей, и, наконец, явственно проступили зажженные фары, плывущие словно сами по себе вдоль белых сугробов.
Когда машина стала видней, у меня и вовсе отлегло от сердца. Это был видавший виды бортовой грузовик с деревянным обшарпанным кузовом и с фанеркой вместо стекла на боковой дверце. А у Хромова - щеголеватый «ЗИЛ» со звездами на новых створках. Нет, это не машина Хромова.
Я вышел на дорогу и остановился под светом фар.
Дверца кабины открылась. Водитель стал одной ногой на ступеньку и, не выпуская баранки, крикнул:
- А ну, садись!.. Еще ждать тебя!..
Это был голос Николая. Ошеломленный, я полез в кабинку и, видно, так неловко ворочался, что задел кнопку сигнала.
Семь повестей Сергея Антонова, объединенных в сборнике, — «Лена», «Поддубенские частушки», «Дело было в Пенькове», «Тетя Луша», «Аленка», «Петрович» и «Разорванный рубль», — представляют собой как бы отдельные главы единого повествования о жизни сельской молодежи, начиная от первых послевоенных лет до нашего времени. Для настоящего издания повести заново выправлены автором.
Семь повестей Сергея Антонова, объединенных в сборнике, — «Лена», «Поддубенские частушки», «Дело было в Пенькове», «Тетя Луша», «Аленка», «Петрович» и «Разорванный рубль», — представляют собой как бы отдельные главы единого повествования о жизни сельской молодежи, начиная от первых послевоенных лет до нашего времени. Для настоящего издания повести заново выправлены автором.
Семь повестей Сергея Антонова, объединенных в сборнике, — «Лена», «Поддубенские частушки», «Дело было в Пенькове», «Тетя Луша», «Аленка», «Петрович» и «Разорванный рубль», — представляют собой как бы отдельные главы единого повествования о жизни сельской молодежи, начиная от первых послевоенных лет до нашего времени. Для настоящего издания повести заново выправлены автором.
Семь повестей Сергея Антонова, объединенных в сборнике, — «Лена», «Поддубенские частушки», «Дело было в Пенькове», «Тетя Луша», «Аленка», «Петрович» и «Разорванный рубль», — представляют собой как бы отдельные главы единого повествования о жизни сельской молодежи, начиная от первых послевоенных лет до нашего времени. Для настоящего издания повести заново выправлены автором.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Семь повестей Сергея Антонова, объединенных в сборнике, — «Лена», «Поддубенские частушки», «Дело было в Пенькове», «Тетя Луша», «Аленка», «Петрович» и «Разорванный рубль», — представляют собой как бы отдельные главы единого повествования о жизни сельской молодежи, начиная от первых послевоенных лет до нашего времени. Для настоящего издания повести заново выправлены автором.
Необыкновенные истории обыкновенного мальчика Тимофея. Он надёжный друг и большой выдумщик. А может быть, он живёт в вашем дворе, и вы его знаете?
Рассказы, пьесы, сказки в традициях великих мастеров слова. Рекомендованы для чтения и постановки прямо у школьной доски, без сложных костюмов и замысловатых декораций. Тексты простые, доступные для детей, наверняка заинтересуют и взрослых с чувством юмора. Разнообразие героев, персонажей может привлечь большое количество участников к творческому самовыражению. Каждому ребёнку по силам исполнение любой роли.Желаем приятного прочтения и творческих успехов!
Рассказы, включенные в сборник «Особое задание», посвящены подросткам военного времени. Их подвиги учат наших юных современников мужеству, смекалке, готовности к самопожертвованию.
«В этом году все друзья Джея разъезжались на каникулы. Он представлял, как они будут путешествовать по городам, расположенным на спинах гигантских черепах, или охотиться за Неуловимым озером, которое постоянно перебиралось с места на место…А Джей все лето просидит дома и ему даже не с кем будет поиграть.– Я накоплю магии и создам себе говорящую лисичку, – объявил он старшей сестре Фиби. – Помнишь, когда я был маленьким, у меня была любимая игрушка? Я хочу точно такую, но живую – умную, добрую и храбрую.
Среди рассказов Сабо несколько особняком стоит автобиографическая зарисовка «Мое первое сражение», в юмористических тонах изображающая первый литературный опыт автора. Однако за насмешливыми выпадами в адрес десятилетнего сочинителя отчетливо проглядывает творческое кредо зрелого писателя, выстрадавшего свои принципы долгими годами литературного труда.