— Нас всегда разделяло одно препятствие! — быстро заговорил Миклош и обрадовался, услышав звук собственного голоса. — Это твой сын. Он способен на все. Он даже может привести в дом русскую жену. Почему ты не могла снять для него где-нибудь угол?
— Подожди, на чем я остановилась?.. — продолжала Като, делая вид, что не слышит его слов. — Так вот, когда сын ушел в армию, одиночество стало невыносимым. Тебе стоило только руку протянуть… Нет, нет, не перебивай! Ты часто говорил мне, что ты тоже одинок. Это правда, но ты ждал — плод созреет и сам упадет к твоим ногам. Я была для тебя этим плодом. Ты вкушал его, ты забавлялся. Ты не приходил, когда я так ждала тебя.
Миклош мнет в кармане журнал, теперь его вряд ли можно будет прочесть. Тарелка с мучными улитками уплывает все дальше, дальше…
— Ну что за ерунда, Като! Все дело было только в квартире, потому мы и не расписались! А насчет того, что я не приходил… Ты сама виновата. Да, ты! Зачем ты пустила к себе эту русскую женщину? Все было так хорошо в тот вечер. Ты вкусно зажарила дичь. И вдруг она является. Подумаешь, — в гостинице не оказалось мест! Но у тебя же не благотворительное заведение…
Русская, русская… Като вдруг припомнилось одно письмо Дюлы. Странное письмо. Она как-то забыла о нем. Он писал о пожаре. Солдаты спасали детей и животных. Като только не поняла, почему Дюла попал на этот пожар. В письме было несколько строк о русской девушке, — кажется, ее звали Ася. Невероятно: уральская девушка, а разговаривает по-венгерски. «Она даже букву «а» хорошо выговаривает», — писал Дюла. Давно, когда еще Чапаев дрался с белыми, в доме Асиного деда стояли венгры, из Интернациональной бригады. Что они сделали такое? Вот уже несколько лет люди сохраняют о них добрую память… — подумала Като. Про Асю сын больше ничего не писал, — видно, не пришлось встретиться еще раз.
А Миклош? Он идет рядом и, кажется, обижен. А может, только делает вид? Вечно они ссорятся из-за Дюлы. Он даже рассказал ей, что какому-то демобилизованному солдату отказали возобновить прописку…
— Миклош, где твоя скрипка? Ты обещал сыграть мне…
— Ну вот, я о серьезных вещах, а ты о скрипке. Продал. И очень выгодно. Мы что-нибудь купим себе на эти деньги…
— Раз мы уж пришли на вокзал, выйдем-ка на перрон… — попросила Като.
Миклош что-то недовольно пробурчал в ответ. Этого еще не хватало — бродить по перрону, как семнадцатилетним влюбленным!
На перроне толпились встречающие. Дежурный терпеливо объяснял какой-то девушке:
— В час сорок три. Да, точно. Нет, нет. Никогда не опаздывает. Простите, я спешу.
Като молчала. Миклош взглянул в ее лицо и вдруг все понял. Как это он сразу не догадался? Она принесла айву, а это любимые фрукты ее сына. В памяти всплыли слова: «У нас остался час до прибытия поезда».
Снова появился дежурный. Поезд, замедляя ход, подходил к перрону. Какой-то мальчик капризно хныкал:
— Где папа? Ну, где же папа? — И вдруг радостно крикнул: — Вот он! Папа! Вот он!
Все произошло не так, как она ожидала. Множество людей повалило из вагонов. Вот какой-то военный бережно ведет под руку девушку. Он что-то говорит ей на ухо и пристально смотрит на Като.
— Мамочка!
Две крепкие горячие руки увлекли ее на вокзальную площадь. Миклош тоже хотел втиснуться в переполненный автобус, но в последнюю минуту его кто-то оттеснил.
Только сейчас Като разглядела Асю. И они улыбнулись друг другу. Просто так.
