Небо остается синим - [69]
«Сортировщик! Вторая свободна!» Не ему ли? Больно. За окном мигает красный сигнал. Стучат вагоны сверхтяжелого товарного поезда. Встать, пойти, рассказать. А что случилось с четвертым вагоном? Илонка будет сердиться, он опять не съел лапшу. Скоро на станции все будет управляться автоматами. Телевизоры. Снова красный свет. Только красный. Хорошо, что не желтый. Желтый он почему-то не любит. Надо найти четвертый вагон. Его номер начинался числом 113. Это Берти хорошо запомнил.
Люди! Где-то среди вас ходит четвертый вагон. Он не взорвался. Будьте осторожны!
Берти напряг последние силы и сел на постели. Все поплыло: комната, окно, огни на станции. Этуш! Коса как-то неловко обвилась вокруг ее шеи. Надо бы поправить. Трудно дышать. А как же четвертый вагон? Сказать, немедленно сказать. Выйти и предупредить первого встречного.
Вцепившись в спинку кровати, Берти встал. Хватит ли сил добраться до двери?
Где-то бродит вагон. Разыскать! Задержать!
Шаг. Еще один. Вот так, хорошо. Здесь должна быть дверь.
Вот она, ручка… Воздуху!
Дверь распахнулась…
За час до прибытия поезда
Сегодня Миклош Кари вновь появился на улице Кожевников. Почему так называли до сих пор эту улицу, непонятно: кожевники здесь давным-давно не жили, а последнюю кожевенную мастерскую недавно превратили в вулканизационную.
Миклош Кари — человек со странностями. Иногда он исчезал из города на несколько лет, и никому не было известно, где он пропадал. Коренастый, с землистым лицом, в неизменной короткой кожаной куртке, он держался уверенно, цепко ступая по земле. Часто он проходил по улице со скрипкой под мышкой, но никто никогда не слышал, чтобы он играл на ней. Миклош был холост, и так уж повелось от века, что это обстоятельство вызывало обостренный интерес у женщин не первой молодости.
Последнее время он зачастил на улицу Кожевников — не иначе ухаживает за кем-то. Впрочем, это секретом не являлось. Все знали: он навещал вдову Керекешнэ. Вот и сегодня он направлялся к ней.
Миклош постучал в дверь. Никто не откликнулся. Он постучал еще раз и, не получив ответа, нажал дверную ручку. Дверь послушно отворилась. В доме никого. Миклош огляделся и с удовлетворением отметил, что комната чисто прибрана. Где же хозяйка? Он взглянул в окно. Като Керекеш возвращалась от соседей через узкий лаз, проделанный в заборе, разделявшем дворы. Она несла крупную спелую желтую айву.
Като с удивлением посмотрела на открытую дверь. Неужели? Нет, не надо. Она так ждала его. Последний раз они сильно поссорились. Он был неправ. Сегодня утром, вытирая запылившуюся пепельницу, Като подумала: «Может, он использовал эту ссору как повод для разрыва. Оставил навсегда? Ну и пусть! Главное, не думать о нем».
Но не думать о нем она не могла.
Като быстро вошла в дом. «Держаться так, словно ничего не случилось!» — мелькнула мысль. Легкая теплая улыбка тронула ее лицо, сразу сделав его нежным и привлекательным.
Миклош, увидев Като, потянулся за сигаретой.
— А, явилась, заблудшая овца! — вместо приветствия сказала Като и сама удивилась спокойствию своего голоса.
— Еще бродят по земле духи возвращения, — подхватил Миклош ее шутливый тон.
Он закурил и почувствовал себя уверенней. Ему хотелось смыть неприятный привкус последней ссоры, и он старался держаться непринужденно, свободно, словно у себя дома.
— Като, ты опять оставляешь двери открытыми, — ласково упрекнул Миклош. Ему нравилось играть роль заботливого друга, — Когда-нибудь ты поплатишься за свою доверчивость.
Като стояла на пороге, держа в руках айву. В какое-то мгновенье ее тоска по Миклошу, желание увидеть его разлетелись вдребезги. Так мгновенно разбивается на куски выпавшая из рук чашка. Впрочем, с Като это случалось не раз: ждет-ждет чего-то, а дождется — и радости как не бывало. Сколько раз, отворяя Миклошу двери, она испытывала такое чувство, словно теряет что-то.
«Не надо отравлять сегодняшний вечер!» — остановила она себя, ведь сегодня ее ждала большая радость.
— Ну, рассказывай, где пропадал?
— По святым местам ходил, — не то шутя, не то серьезно ответил Миклош, выпуская клубы табачного дыма.
— В святые записался? — усмехнулась Като.
— Подвернулась выгодная работенка. Реставрировал фрески.
— Но ты всегда презирал церковников…
— Платят здорово!
— Значит, все равно, что писать: церковные фрески или первомайские лозунги?
— Оставь, Като. Жизнь — это компромисс. Она полна противоречий. Зачем далеко ходить, взгляни-ка на стену: вот фотография твоего мужа в хортистской униформе, а рядом сын — с красной звездочкой на фуражке. Впрочем, к черту политику, не наше это дело! Кстати, сколько осталось служить твоему сыну? Кажется, срок службы уже кончается?
Като молча кивнула головой. И снова путались мысли, как опавшие листья под ногами прохожих.
…Без одного дня месяц. Это много или мало? Кто знает. Днями измеряются календари, а жизнь подчиняется иным измерениям.
Като Керекеш прожила с мужем без одного дня месяц. С какой гордостью говорила она всем: «Мой муж старше меня. На несколько недель». Пришла повестка, и она даже не отнеслась к ней серьезно. Быстро уложила в рюкзак шарф, теплые гетры, иголку с ниткой. Разве об этом нужно было заботиться? Заслонить бы его собой от пули! Ведь ему, как и ей, не было еще двадцати лет…
«…Бывший рязанский обер-полицмейстер поморщился и вытащил из внутреннего кармана сюртука небольшую коробочку с лекарствами. Раскрыл ее, вытащил кроваво-красную пилюлю и, положив на язык, проглотил. Наркотики, конечно, не самое лучшее, что может позволить себе человек, но по крайней мере они притупляют боль.Нужно было вернуться в купе. Не стоило без нужды утомлять поврежденную ногу.Орест неловко повернулся и переложил трость в другую руку, чтобы открыть дверь. Но в этот момент произошло то, что заставило его позабыть обо всем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Компания наша, летевшая во Францию, на Каннский кинофестиваль, была разношерстной: четыре киношника, помощник моего друга, композитор, продюсер и я со своей немой переводчицей. Зачем я тащил с собой немую переводчицу, объяснить трудно. А попала она ко мне благодаря моему таланту постоянно усложнять себе жизнь…».
«Шестнадцать обшарпанных машин шуршали по шоссе на юг. Машины были зеленые, а дорога – серая и бетонная…».
«Сон – существо таинственное и внемерное, с длинным пятнистым хвостом и с мягкими белыми лапами. Он налег всей своей бестелесностью на Савельева и задушил его. И Савельеву было хорошо, пока он спал…».
«… – Вот, Жоржик, – сказал Балтахин. – Мы сейчас беседовали с Леной. Она говорит, что я ревнив, а я утверждаю, что не ревнив. Представьте, ее не переспоришь.– Ай-я-яй, – покачал головой Жоржик. – Как же это так, Елена Ивановна? Неужели вас не переспорить? …».