Небесный лабиринт. Прощение - [19]

Фонси включал старомодные шлягеры и с удовлетворением следил за тем, как жена доктора Джонсона, миссис Хоган, миссис Кеннеди из аптеки и Берди Мак приходили пить кофе, который был дешевле, чем в гостинице Хили; кроме того, атмосфера здесь была куда менее формальной.

А потрафить вкусам молодежи должен был чудесный музыкальной автомат, который он собирался приобрести. Эта вещь окупит себя за шесть месяцев. Дяде он все объяснит позже; для этого у него будет уйма времени. Пока что он сказал, что берет эту штуковину взаймы для вечеринки Евы Мэлоун.

— Там от нее будет гораздо больше пользы, — проворчал Марио. — Пусть она глушит диких птиц, которые живут у каменоломни.

— Ты ведь не слишком долго пробудешь на этой вечеринке? — Отец Бенни смотрел на нее сквозь очки.

Он выглядел старым и озабоченным. Бенни терпеть не могла этот взгляд. Когда отец смотрел на нее так или снимал очки, ей хотелось кричать от нетерпения.

Она заставила себя широко улыбнуться.

— Папа, ты же знаешь, это единственная вечеринка, которая когда-либо устраивалась в Нокглене. Что плохого может со мной случиться, тем более в саду монастыря?

— Тропинка там заросшая и скользкая.

— Тогда я вернусь по дороге и пройду через площадь.

— Там будет темно хоть глаз выколи, — вмешалась мать. — Нет уж, лучше иди через монастырь.

— Со мной будет возвращаться куча людей. Клодах, Фонси и даже Майра Кэрролл.

— Может быть, я сам приду за тобой ближе к концу. Шеп, ты ведь не против поздней прогулки, правда?

При слове «прогулка» пес тут же навострил уши.

«Боже, помоги мне найти нужные слова. Слова, которые помешают отцу выходить в темноту и заглядывать в окно. Евы. Это испортит все удовольствие от вечеринки, причем не только мне. Пожалуйста, подскажи фразу, которая заставит его бросить благое, но глупое намерение сопровождать меня».

Нэн знала бы, как справиться с этим. Что бы она сделала? Она всегда старалась держаться как можно ближе к правде.

— Папа, я предпочла бы, чтобы ты не заходил за мной. Понимаешь, после этого в глазах дублинцев я прослыву младенцем. Это первая вечеринка, которая когда-либо устраивалась в Нокглене. И, может быть, последняя. Я не хочу, чтобы родители забирали меня с нее как ребенка. Теперь ты меня понимаешь?

Отец посмотрел на нее слегка обиженно.

— Ладно, моя радость, — в конце концов сказал он. — Я только хотел помочь.

— Знаю, папа. Знаю.

В это Рождество отец Нэн напился до безобразия. Казалось, рождественские каникулы не доставляли ему никакого удовольствия. Пол и Нейси совсем отбились от рук и на Мейпл-Гарденс почти не бывали.

Эмили пыталась его оправдывать.

— Он этого не хотел, — извиняющимся тоном говорила она Нэн. — Сама знаешь, после этого его мучает совесть.

— Знаю, — отвечала Нэн. — Слышала.

— Он будет очень жалеть, что огорчил нас. И завтра утром станет как шелковый. — Эмили старалась уговорить дочь.

— Эм, пусть ведет себя как хочет. Завтра меня здесь не будет. Я поеду на скачки.

Нэн снова и снова осматривала свой наряд. Казалось, все в порядке. Костюм из белой верблюжьей шерсти с коричневой отделкой. Шляпа, идеально сидящая на светлых волнистых волосах. Красивая маленькая сумочка и туфли, которые не утонут в грязи. Она поехала на скачки на автобусе, вместе с другими отдыхавшими дублинцами.

Но все вокруг говорили о ставках, фаворитах и аутсайдерах, а Нэн просто сидела и смотрела в окно.

Лошади ее ничуть не интересовали.

Найти Саймона и попасться ему на глаза труда не составило. Нэн стояла у одной из многочисленных угольных жаровен, делая вид, что изо всех сил греет руки, а сама краем глаз наблюдала за ним.

— Как я рад снова видеть вас, Нэн Махон, — сказал он. — А где же ваша группа поддержки?

— Что вы имеете в виду? — Ее улыбка была теплой и дружеской.

— До сих пор я видел вас только в сопровождении целого женского полка.

— Не сегодня. Я приехала сюда с братьями. Они пошли делать ставки.

— Отлично. Можно угостить вас чем-нибудь?

— Да. С удовольствием, но только один раз. Я должна встретиться с ними после третьего заезда.

Они вошли в переполненный бар. Саймон слегка придерживал ее за локоть.

Люди окликали Саймона и улыбались ему. Нэн была уверена, что ее тоже принимают за ровню. Никто не смотрел на нее с жалостью. Никто не представлял себе, из какого дома она вышла утром, чтобы сесть на автобус. Из дома, пол которого был залит виски, люстра разбита, а половина рождественского пудинга, попавшегося отцу под пьяную руку, прилипла к стене. Эти люди считали Нэн своей.

Ева довольно осматривала свой маленький домик.

Горели керосиновые лампы, заливавшие комнату теплым светом. В камине был разведен огонь.

Мать Фрэнсис оставила в коттедже вещи, которые называла старой рухлядью. Именно те, которые Еве хотелось бы иметь. Синюю вазу, в которую было удобно поставить наломанные Евой ивовые прутья. Несколько книг, стоявших на полке в углу. Два надтреснутых фарфоровых подсвечника для каминной полки. Начищенный и отполированный ящик для угля.

На кухонной полке стояли кастрюли, скорее всего, принесенные из монастыря. Вряд ли они оставались здесь со времен ее родителей.

В отличие от пианино. Пианино Сары Уэстуорд. Ева провела пальцами по клавиатуре и еще раз пожалела, что не уделяла должного внимания урокам матери Бернард. Мать Фрэнсис очень хотела, чтобы Ева разделила ее горячую любовь к музыке. Шкаф матери, перенесенный в монастырь, был битком набит нотами. Сестры тщательно расставили их и годами берегли от сырости. Когда в школу приходил настройщик, его неизменно провожали через сад к пианино, которое, как он часто говорил матери Фрэнсис, было в двадцать раз лучше всего, что стояло в музыкальном кабинете монастыря Святой Марии.