Небесный хор - [9]

Шрифт
Интервал

Благих высот.
Пусть все продлилось только миг,
Но в этот миг меня настиг
Великий смерч.
И я увидел очерк рей
На ярком золоте морей,
И жизнь, и смерть.

«Закат. Волна. Толпа. Печаль…»

Закат. Волна. Толпа. Печаль.
В багряную скатилось даль
Светило скорбное. Оно
Кручиной мира пронзено.
Печаль. Закат. Волна. Толпа.
Она к чудесному слепа.
Она к чудесному спиной,
Вдыхая жадно мрак земной.
Толпа. Печаль. Закат. Волна.
О, только бы немного сна
В конце тернистого пути!
А сердце?.. Сердце взаперти.
Волна. Толпа. Печаль. Закат.
Последний вздох… Последний взгляд!..
Ушло… Куда же ты, куда?..
И неужели навсегда?..

«Грозди грустно. Гроздь устала…»

Грозди грустно. Гроздь устала.
Грозди хочется уснуть…
Отчего же нас так мало,
И так трудно дышит грудь!..
Гроздь прощально лиловеет,
Тяжелея с каждым днем.
Предзакатный ветер веет…
Скоро, скоро мы уснем.
И вино струей шипучей
Из амфоры брызнет вдруг.
Обреченность или случай —
Нас не спросят, милый друг!

«Сердце! Ты — как облако над нивой…»

Сердце! Ты — как облако над нивой,
Над осенней нивою бесплодной,
Как орлиный клекот сиротливый
На вершинах горних в час восходный!
Сердце! Ты — как колокол набата,
На пожар сзывающий тревожно…
Все, что мы утратили когда-то…
Все, что оказалось невозможным…
Сердце! Над пустынным пепелищем
Ты грустишь о чуде воскресенья,
Всем слепым, покинутым и нищим
Ты твердишь, что в гибели спасенье!..

«Ветер гуляет по миру…»

Ветер гуляет по миру,
Кружится ветер вокруг,
Ветер безродный и сирый,
Горестный ветер разлук…
Ветер, вздымающий волны,
Ветер, взвивающий прах,
Ветер, томления полный,
С вестью о дальних мирах…
Ветер, внимающий жадно
Песням мирской суеты,
Ветер, как ты, безотрадный,
Ветер, бездомный, как ты…

Бессонница в поезде («—Кто стучит мне в грудь…»)

— Кто стучит мне в грудь так глухо?
— Смерть старуха, смерть старуха. —
— Кто стоит в дверях на страже? —
— Все она же! Все она же! —
— Кто глядит в окно так злобно? —
— Мрак загробный, мрак загробный! —
— Но ведь Бог сильнее рока! —
— Он далеко! Он далеко! —
— Он зовет к высокой цели! —
— Неужели? Неужели? —
— Парус гонит ветр небесный… —
— Что ж так душно? Что ж так тесно? —
— Ах, дождусь ли я рассвета!..
— Нет ответа! Нет ответа!.. —

Лакримоза («Как пронзает печалью улыбка твоя, Лакримоза!..»)

Как пронзает печалью улыбка твоя, Лакримоза!
Ты как мленье свечи пред бесстрастием мертвенных статуй,
Как взыванье воздетых к Распятию глаз, как мороза
Голубое дыханье, как все, что не знает возврата!
Лакримоза!
Ты как сладостно влажный, обласканный зорями воздух,
Олеандровый, розовый воздух чужого заката
Там, в далекой романской Кампанье, увы, Лакримоза,
У немых катакомб, где останки любивших когда-то…
Лакримоза!
Ты как стон клавесина под лаской забытой кантаты,
Ты как тленьем задетая, бледная, поздняя роза,
Ты как слезы на блеклых ее лепестках, Лакримоза,
Как роса на ресницах Любимой в час горькой утраты…

«Сладостный новый Голос…»

Сладостный новый Голос
В сердце родится вскоре,
Голос как полный колос,
Голос как в небе зори,
Как золотой пшеницы
Шорох на ниве черной,
Голос как голубица
Вскоре сойдет на зерна,
Зерна высот стооких,
Зерна любви воскресной.
Только в сердцах жестоких
Будет темно и тесно.
Вскоре в тиши родится,
Как голубое Слово,
Как голубица-птица,
Голос любви…

«О всезабвении, о том, чего поэту…»

О всезабвении, о том, чего поэту
Вовек не выплакать, о вздохе между строк…
Все погрузимся мы в безропотную Лету,
И все утешимся, кто в скорби одинок.
Напрасно вороны слетаются к могилам.
Напрасно каркают: «О смерти не забудь!»
Весенним вечером на кладбище унылом
Печаль бессмертия пронзает сладко грудь.
Да, все забудется, и будет все напрасно,
Не станет времени поплакать над тобой.
Ты юной горлинкой, ты горлинкой бесстрастной
Светло заплещешься в купели голубой.

«О, как вместить…»

О, как вместить
В одной судьбе любовь свою!
Хотел бы жить
Я много раз в земном краю,
Чтоб много раз
Встречать в скитаниях земных
Светила глаз
Таких единственно родных.
Всегда дышать
Одним дыханием с тобой,
Всегда вкушать
Твой воздух млечно-голубой!
С тобой, с тобой
Делить познанья горький плод,
В веков прибой,
Под всплеск летейских черных вод.
Свой труд земной
Тебе, Царица, подарить!
Пребудь со мной,
Пока времен творится нить!

«Быть певцом Синая…»

Быть певцом Синая,
Быть певцом Суда,
Словом заклиная
Грозные года.
В темной преисподней,
С верой в благодать
Милости Господней
Молча ожидать,
Чтоб в мирской пустыне,
Страждя до конца,
Вестию о Сыне
Пробуждать сердца.
Быть певцом Синая,
Быть певцом Суда,
Петь о чуде, зная,
Как близка беда.

Амариллис («Все продлилось лишь миг…»)

Все продлилось лишь миг, но тот миг был, как вечность, безмерный.
Озарилась вся даль, и Нева, и на ней корабли,
Озарились дворцы, озарились морские таверны,
И качался фрегат, четкой фреской синея вдали.
Мы смотрели в окно, что раскинулось вольной дугою.
Перед нами пылал, как оранжевый призрак, закат,
Он играл облаками, лучами, червонной рекою,
Чистым золотом волн, и качался на волнах фрегат.
Мы смотрели в окно. Под пылающим облаком рея,
Словно снежные хлопья, сверкали крыла голубей.
Как на тонкой гравюре, резьбой обозначились реи,
И качался фрегат на лазоревом лоне зыбей.
Все продлилось лишь миг. Но все тайны в тот миг озарились,
Все изгибы, все складки, вся скрытая прелесть земли.

Еще от автора Николай Николаевич Белоцветов
Шелест

Белоцветов Николай Николаевич [3(15).5.1892, Петербург — 12.5.1950, Мюльхайм, Германия] — поэт, переводчик, публицист, религиозный мыслитель. «Шелест», вышедший 1936 году, второй (и последний прижизненный) русскоязычный поэтический сборник в который, по мнению Ю.Иваска, «вошли лучшие его вещи». Музыкально-мелодический строй лирики Белоцветова отмечал Ю.Иваск: вошедшие в последний прижизненный сборник Белоцветова «Шелест» тексты «написаны одним дыханием. Каждое стих, состояло из одной непрерывной музыкальной фразы».


Рекомендуем почитать
Милосердная дорога

Вильгельм Александрович Зоргенфрей (1882–1938) долгие годы был известен любителям поэзии как блистательный переводчик Гейне, а главное — как один из четырех «действительных друзей» Александра Блока.Лишь спустя 50 лет после расстрела по сфабрикованному «ленинградскому писательскому делу» начали возвращаться к читателю лучшие лирические стихи поэта.В настоящее издание вошли: единственный прижизненный сборник В. Зоргенфрея «Страстная Суббота» (Пб., 1922), мемуарная проза из журнала «Записки мечтателей» за 1922 год, посвященная памяти А.


Темный круг

Филарет Иванович Чернов (1878–1940) — талантливый поэт-самоучка, лучшие свои произведения создавший на рубеже 10-20-х гг. прошлого века. Ему так и не удалось напечатать книгу стихов, хотя они публиковались во многих популярных журналах того времени: «Вестник Европы», «Русское богатство», «Нива», «Огонек», «Живописное обозрение», «Новый Сатирикон»…После революции Ф. Чернов изредка печатался в советской периодике, работал внештатным литконсультантом. Умер в психиатрической больнице.Настоящий сборник — первое серьезное знакомство современного читателя с философской и пейзажной лирикой поэта.


Мертвое «да»

Очередная книга серии «Серебряный пепел» впервые в таком объеме знакомит читателя с литературным наследием Анатолия Сергеевича Штейгера (1907–1944), поэта младшего поколения первой волны эмиграции, яркого представителя «парижской ноты».В настоящее издание в полном составе входят три прижизненных поэтических сборника А. Штейгера, стихотворения из посмертной книги «2х2=4» (за исключением ранее опубликованных), а также печатавшиеся только в периодических изданиях. Дополнительно включены: проза поэта, рецензии на его сборники, воспоминания современников, переписка с З.


Чужая весна

Вере Сергеевне Булич (1898–1954), поэтессе первой волны эмиграции, пришлось прожить всю свою взрослую жизнь в Финляндии. Известность ей принес уже первый сборник «Маятник» (Гельсингфорс, 1934), за которым последовали еще три: «Пленный ветер» (Таллинн, 1938), «Бурелом» (Хельсинки, 1947) и «Ветви» (Париж, 1954).Все они полностью вошли в настоящее издание.Дополнительно републикуются переводы В. Булич, ее статьи из «Журнала Содружества», а также рецензии на сборники поэтессы.