Небесные создания. Как смотреть и понимать балет - [45]
Это балет о племени первобытных людей, мечущихся между страхом и благоговением, невежеством и фантазией. Каждую весну племя, чтобы умилостивить грозные природные силы, приносит юную девушку в жертву богу Солнца Яриле. Таков ритуал – жертвоприношение Избранницы. По словам режиссера-постановщика и администратора «Русских балетов» Сергея Леонидовича Григорьева, «Весна священная» «состояла из двух актов, но внятного сюжета у балета не было; все действие заключалось в чередовании ряда примитивных ритуалов. За исключением одного танца, сольных номеров не было – только групповые». Историк танца Сирил Бомонт, который видел «Весну священную» в Лондоне и восхищался ею, писал, что групповые конвульсии артистов в этих танцах стали «сильнейшим шоком и вызовом привычным представлениям о балете». В одиноком сольном танце, о котором пишет Григорьев – «Великой священной пляске» (танец жертвоприношения) – Избранница дрожит, мечется, корчится и рвется в ночное небо, как будто там надеется найти спасение. Она танцует, пока не падает замертво. (3)
Шестнадцать лет команда хореографов и дизайнеров под началом Миллисент Ходсон и Кеннета Арчера изучала «Весну священную» и провела целое детективное расследование. Оригинальную хореографию «Весны священной» восстанавливали буквально по кусочкам: по фотографиям, рисункам, сценическим декорациям и сохранившимся элементам костюмов, заметкам Стравинского, мемуарам помощницы Нижинского Мари Рамбер и протоколам репетиций с заметками Рамбер. Недостающую информацию додумывали интуитивно. Мы никогда не узнаем, насколько близка эта реставрация балета к оригиналу, но в 1987 году «Весну» поставили в балете Джоффри, и теперь у нас есть некоторое подобие оригинала – путеводитель, карта, легенда. И это подобие потрясает.
Когда Нижинский ставил «Весну», он был одним из признанным величайшим танцором в истории балета, а его имя стало синонимом гениальных прыжков и животной энергии, соединения стихий воздуха и земли. Современники описывают его прыжки как долгие «зависания» в воздухе; Запад был очарован Нижинским. Но самого танцора очаровывала земля. Это отразилось уже в его первой хореографической постановке. «Послеполуденный отдых фавна» (1912) поставлен на музыку симфонической поэмы Клода Дебюсси 1894 года, вдохновленной стихами поэта-символиста Стефана Малларме. Мифологический сюжет вполне вписывался в балетный канон, но хореография Нижинского странным образом отклонялась от канонической балетной хореографии, разворачивающейся в трех плоскостях. Рассказывая историю пьяного фавна и его похотливой погони за нимфами, Нижинский (он сам танцевал главную роль) свернул и сжал рисунок движения до плоскости барельефа, древнегреческого фриза, фигур с античной амфоры. Напряженный, дикий, низменный – зрители определенно не ждали от бога гран-жете Нижинского такой странной стилизации.
А в следующем году Нижинский поставил «Весну священную» и с этим балетом перенесся в еще более дремучую архаику и еще дальше отошел от канона. В этом балете ноги заворачивались носками внутрь, кулаки и стопы (балет танцевали без пуантов) сжимались и кривились серпом. Про воздушный баллон позабыли вовсе. В позах и скачках этого весеннего неистовства, в его чудовищном финальном ритуале было что-то козлиное, маниакальное, невежественное и экстатическое. (Отголоски дикого финала «Весны» слышны в рассказе Ширли Джексон «Лотерея» 1948 года и в недавнем хите – трилогии Сьюзен Коллинз «Голодные игры»). На сохранившихся фотографиях танцоры похожи на тряпичных кукол, марионеток в руках жестоких богов. В «Весне священной» не осталось ничего от возвышенности и сияния балета, его утонченного вытяжения в пространстве. Племя Нижинского приковано к земле, замкнуто в беспощадном цикле выживания. Но вместе с тем в нем жива вера в чудеса, самоотверженный мистицизм, о котором европейцы XX века совсем забыли; он лежал, погребенный под вековыми пластами вычурного этикета и декоративных (читай – декадентских) излишеств, и частью этого этикета и излишеств был классический балет.
Трое создателей «Весны» – композитор Стравинский, художник по костюмам и декоратор Николай Рерих, который также был антропологом, и хореограф Нижинский – решили обратиться к примитиву совершенно осознанно. «Кто еще знает, как нашим предкам удавалось так крепко сродниться с землей?» – вопрошал Стравинский в 1910 году, прежде чем объединиться с Рерихом, который задавал себе тот же вопрос. Что касается Нижинского, его похотливый фавн, казалось, уже знал потайную тропинку в этот языческий мир. Так трое создателей «Весны» искали возврата к чему-то непосредственному, к незамутненным истокам – к первобытности. Первобытность может означать не только чистоту, но и дикость, и эти трое решили: так тому и быть. Тайна наших далеких предков околдовала их; можно сказать, они почти влюбились в это первобытное состояние. (4)
И вот, подобно тому, как пятеро французов, очарованных историей призрака, закрутили вихрь эротической энергии, ставший «Жизелью», трое русских поддались ненасытному зову природной первобытности. Они стали ее проводниками и узнали тайну, и из этого знания родилась «Весна священная», которую они называли «нашим детищем». Стравинский вспоминает, как сочинял партитуру: «Только слух был мне в помощь. Я слушал и записывал все, что слышу. Я – сосуд, вместивший “Весну священную”».
Кто такие интеллектуалы эпохи Просвещения? Какую роль они сыграли в создании концепции широко распространенной в современном мире, включая Россию, либеральной модели демократии? Какое участие принимали в политической борьбе партий тори и вигов? Почему в своих трудах они обличали коррупцию высокопоставленных чиновников и парламентариев, их некомпетентность и злоупотребление служебным положением, несовершенство избирательной системы? Какие реформы предлагали для оздоровления британского общества? Обо всем этом читатель узнает из серии очерков, посвященных жизни и творчеству литераторов XVIII века Д.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.
Книга Дженнифер Хоманс «История балета. Ангелы Аполлона» – это одна из самых полных энциклопедий по истории мирового балетного искусства, охватывающая период от его истоков до современности. Автор подробно рассказывает о том, как зарождался, менялся и развивался классический танец в ту или иную эпоху, как в нем отражался исторический контекст времени. Дженнифер Хоманс не только известный балетный критик, но и сама в прошлом балерина. «Ангелы Аполлона…» – это взгляд изнутри профессии, в котором сквозит прекрасное знание предмета, исследуемого автором.
Тамара Карсавина была одной из самых известных танцовщиц своего времени. Родилась в Санкт-Петербурге в 1885 году, обучалась в Императорской танцевальной школе, была ведущей солисткой Мариинского театра, работала с Дягилевым с его первых балетных Сезонов. Карсавина стала известна сначала в России, а затем в Париже во времена Belle Époque вместе с Вацлавом Нижинским и другими звездами русского балета, бежала из России от большевистской революции. Соперница Анны Павловой, Карсавина исполнила самые смелые хореографические постановки: прославившая ее «Жар-птица», «Парад», вызвавший скандал… Ее личная жизнь немыслима вне художественной среды, она встречалась с теми, кто прославился в балете, музыке, живописи и литературе – Стравинский, Пикассо, Кокто… Написанная в форме мемуаров, эта художественная, богатая и красочная биография основана на большой работе с документами и глубоком знании русского балета и исполнительского искусства. «За всей красотой, легкостью, совершенством балета кроются часы, дни, годы работы и тренировок без конца и без краю.
Новая книга Илзе Лиепа – балерины, артистки театра и кино, президента благотворительного фонда «Культура – детям», продолжательницы известнейшей династии Лиепа посвящена любимому делу – балету. Книга проиллюстрирована редкими фотографиями из личного архива автора. «Моя книга – это объяснение в любви гениальным артистам и деятелям балетного театра. Того театра, которому я и наша династия Лиепа продолжает служить». Илзе Лиепа.
Она – быть может, самая очаровательная из балерин в истории балета. Немногословная и крайне сдержанная, закрытая и недоступная в жизни, на сцене и на экране она казалась воплощением света и радости – легкая, изящная, лучезарная, искрящаяся юмором в комических ролях, но завораживающая глубоким драматизмом в ролях трагических. «Богиня…» – с восхищением шептали у нее за спиной… Она великая русская балерина – Екатерина Максимова! Французы прозвали ее Мадам «Нет» за то, что это слово чаще других звучало из ее уст.