Неаполь и Тоскана. Физиономии итальянских земель - [142]
Два эти стихотворения, весьма различные в сущности, навеяны одним и тем же строем мысли, что стало бы яснее, если бы я мог вполне привести здесь первое из них. Вызваны, как то, так и другое весьма распространенными в то время толками и доктринами во дворцах и аристократических салонах о том, что Италия земля смерти, что она закончила свое призвание и т. п. Италии, по их мнению, следовало робко плестись за остальными народами, предоставляя другим вести себя по пути дальнейшего социального совершенствования. Чтобы примирить с народной гордостью этот, конечно не лестный, рецепт будущего, налегали особенно на славу предков, на пластическую красоту гробниц, в которых погребла себя муниципальная Италия и на т. п.
Я боюсь растянуть свою статью бесчисленными выписками, а потому и ограничиваюсь этими двумя стихотворениями, взятыми почти наудачу. Выбирать было бы трудно. Этот период Джусти неисчерпаемо богат самыми разнообразными и бесспорно превосходными стихотворениями, пополняющими друг друга. Талант его достиг высшего своего развития, и дальше идти не мог. Собственная живучесть и сила событий поддерживали его долго на одной и той же высоте, пока наконец силы не растратились и общественные бедствия не нанесли ему рокового удара…
Отличительная черта таланта Джусти – яркое разнообразие, не изменившее ему и тут. Стихотворения всевозможных родов, от полной эпиграммы (как, например, Una levata di capelli involonlaria или Contro un letterato pettegolo e copista) и до произведений высокого лиризма; едкие сатиры (напр. il Giovinetto) и добродушная ирония в Amor pacifico или в San Giovanni – все проникнутые строгим и широким единством окрепнувшей мысли и горячо прочувствованного чисто итальянского направления…
1848-й год приближался быстро. Вступление на папский престол Пия IX было решительным переворотом в тогдашнем положении Италии и вызвало бездну самых радужных надежд – энтузиазм с одной стороны, – с другой дало возможность робкому большинству отойти, с сохранением некоторых приличий, от поднятого ими же знамени, отступиться от слов, сказанных слишком заносчиво в иное время…
События впрочем известны, а потому и повторять их нечего. Но в стихотворениях Джусти мы находим совершенно в другом смысле интересную, рассказанную почти факт за фактом внутреннюю историю Тосканы.
Стихотворение его il Papato di Prete Pero, написанное в самом начале 1846 г., может служить также вступлением в эту новую эпоху (самую кипучую, по крайней мере во внешности) его поэтической деятельности, слишком обусловленную конечно тем избытком жизненности и деятельности, которым кипело тогда всё итальянское общество…
Папство священника Перо и другое его стихотворение Supplica (просьба о заграничном паспорте) показывают достаточно, что Джусти не принадлежал к числу тех, которым с первых же уступок всё показалось в розовом свете и которым так легко стало жить в одной открывшейся возможности осуществить свои стремления, что они самую возможность эту приняли за осуществление или даже вовсе отказались от осуществления.
Во всех, впрочем, начинающиеся реформы вселяют некоторую степень успокоения; на душе у всех становится легче, и Джусти более или менее поддается всеобщему настроению. Он еще не намерен сдаться, примириться и сложить оружие. О нет – напротив. Открывающаяся возможность возбуждает в нем новые страсти, новые силы. Прочтите его Delenda Cartago или послание к медику Карло Гиноцци. Но у него является возможность с добродушной насмешкой говорить о предметах, которые вызывали еще недавно у него грозные и ядовитые проклятья. Он даже принимается за давно оставленную форму апологии, или басенки без нравоучения, чтобы написать своего Re Travicello – вещь, говорят, заставившую смеяться и самого Леопольда II, против которого она была направлена, и которому она повредила в глазах тосканцев, вероятно, больше многих красноречивых воззваний на ту же тему.
Из названного уже стихотворения il Papato и пр. видно, что Джусти и сам разделяет многие надежды. Но в этом же самом стихотворении мы видим то, что он понимает пустоту и шаткость того внезапного воодушевления в известную сторону, которое внезапно обуяло Италию при первых же обещаниях нового главы католической церкви.
Джусти полон надежд; но очевидно другое возбуждает его надежды. Он слышит восторженные речи вокруг себя, чувствует сам себя силой. Ему до того очевидной кажется победа, что он уже протягивает руку врагу в своем чудном стихотворении Sauf Ambrogio, из которого не могу не выписать хотя бы нисколько строк.
Vostra Eccellenza, сердитесь на меня, – начинает автор свой поэтический рассказ, – за некоторые мои дюжинные шуточки, и считайте меня анти-тедеском за мое желание выпроводить отсюда сбиров; – послушайте же, что случилось очень недавно со мною, как я бродя утром и не зная куда деться, зашел в собор Св. Амвросия в Милане…
Я вхожу; церковь полна солдатами, – этими северными солдатами, кроатами, богемцами, которые стоят навытяжку, как подпорки в винограднике»… Извините,
