Не жалея жизни - [36]

Вновь порадовал Рамазан. Он сумел-таки в Экибастузе «приклеиться» к заинтересовавшему Аверина посетителю постоялого двора. При появлении милиции «иркутянин» (так назвал его Рамазан в своем отчете) спокойно предъявил документы на имя Льва Алякринского, учителя из Самарской губернии, которому предоставлен отпуск для поиска семьи, выехавшей в 1918 году на Восток страны. «Иркутянин» вел себя при проверке документов спокойно, а вот его спутник нервозно, частенько засовывал правую руку за пазуху, и при одном из таких движений раздался слабый звон металла о металл — видимо, задел за какой-то предмет обручальным кольцом. «Возможно, у него есть наган», — отметил Рамазан.

В Павлодаре Алякринский и его напарник остановились в доме Андрея Балина. Поздно вечером в этот дом поодиночке заходили: учитель школы II ступени Анатолий Максимович Юрьев, совладелица аптеки Александра Васильевна Русинова, в прошлом начальница женской гимназии, теперь учительница той же школы II ступени; руководитель уездного статбюро Мюллер.

— Значит, в доме Балина одна из эсеровских явочных квартир, — задумчиво проговорил Аверин, перелистав записи Рамазана. — Ты как думаешь?

— Конечно, Андрей Григорьевич! Аптеку-то они по совету Василия прикрыли. Теперь дом Балина и используют.

— Совсем аптеку, положим, не закроют. Она у них останется, только, может быть, с иной задачей — например, как почтовый ящик.

— Полагаете, мы нащупали их центр?

— Только подходы к нему.

Постепенно маховик расследования набирал обороты. Теперь почти каждый день приносил новые сведения. Из Семипалатинской губчека пришло по запросу Аверина личное дело бывшего следователя Епифанова. Значилось, что этот «друг» чекистов успел показать немалые способности к контрразведывательной работе, и не исключено использование этих его качеств антисоветским подпольем.

* * *

К концу марта основательно потеплело. Все более жаркие лучи солнца выманивали людей из промерзших кабинетов учреждений.

Работники уездного комитета партии непрерывно тормошили чекистов, требуя ускорить реализацию добытых материалов. Но Аверин решительно возражал. Он не поддался соблазну даже после хищения со складов военкомата нескольких гранат и винтовок и налета банды на село Галкино. Ведь в стороне от чекистского взора пока оставался «крестьянский союз». В уездной ЧК рассуждали: если нанести удар но одной части контрреволюционной организации — ее остатки переметнутся к тем, кто неизвестен. Тогда начинай все сначала. Вдобавок, нет ниточки к банде. Выходит, как ни тяжело, какие упреки ни будут сыпаться со всех сторон, — надо ждать. Но не сложа руки.

В один из дней к Аверину пришла группа комсомольцев и предложила помощь в борьбе с вражеским подпольем. Договорились о том, что парни и девчата возьмут под свое наблюдение ряд мест, где чаще всего появляются антисоветские листовки.

Через несколько дней трое комсомольцев «засекли», по их словам, как одну из листовок прилепила Елизавета Ивановна Коршунова, а другие — Исхак Сабиров и Николай Смирнов.

— Мы бы их на месте взяли, но вы не велели, Андрей Григорьевич, — добавил старший группы Дима Кольцов.

— А Елизавета Ивановна накануне встречалась с Павлом Фомичевым. Он ей передал какие-то бумаги, и одну из них она наклеила на заборе у здания кооперации. Мы читали потом. Это оказалось воззвание «сибирского союза крестьян и казаков», — пояснила Тоня Чалышева. — А ведь Елизавета Ивановна трудно живет, — продолжила девушка. — У нее двое маленьких детей. Если вы ее арестуете, я не знаю, выдержат ли больные дети без матери? — опечаленно закончила она.

— Мы, Тоня, не воюем с детьми, — мягко ответил тот. — Следовательно, и мать постараемся не отрывать от них. Ей ничего пока не угрожает. Разъяснить ошибку, спасти человека от гиблого болота контрреволюции — вот в чем, по словам товарища Дзержинского, одна из важнейших задач чекистов. Мы и будем придерживаться такого правила. Елизавета Ивановна, судя по всему, одна из жертв обмана и уловок врага. Спасибо вам, ребята!

Коршунова работала техническим секретарем исполкома уездного Совета. Во время одного из посещений исполкома Аверин попросил Елизавету Ивановну помочь ему оформить материалы заседаний возглавляемой им комиссии по борьбе с безнадзорностью детей. Управились быстро. Коршунова хорошо знала целый ряд предыдущих решений, близко принимала к сердцу заботу комиссии о детях, сказала, что в прошлом даже учительствовала. Осторожно, стараясь не пугать женщину, Андрей Григорьевич так повел разговор, что она, постепенно оттаяв и, как водится у слабых натур, поплакав, рассказала о том, что Химичев и какой-то Кирилл постоянно требовали, во имя погибшего на фронте мужа, снабжать их материалами о заседаниях совдепа. Больше того, они передали однажды ей небольшой сверток с продуктами и медикаментами, а за это потребовали, чтобы она вовлекла в их организацию брата, который служит в специальной группе военных телеграфистов при штабе помглавкома по Сибири.

Откровенность женщины показывала, что интуиция Тони была обоснованной. Елизавета Ивановна пообещала отныне ставить в известность Аверина о действиях заговорщиков. Уже перед уходом Аверина Коршунова сказала, что случайно в уездном статбюро видела у машинистки Нюры такую же листовку, как и те, что давал ей Химичев.