Не ум.ru - [43]

Шрифт
Интервал

гой!» – отменить невозможно. Поэтому мне ничего не остается, как молча негодовать и подчиняться рекомендациям. Выпадая из поля зрения кошки за углом лифтовой шахты, я привычно суетливо крещусь и три раза сплевываю через левое плечо. Хоть бы раз помогло. Суетиться с крестным знамением тоже странно, потому что торопиться некуда, все просрано, давно уже не пионер в церкви. Да и нет уже ни пионеров, ни церкви, сеющей «опиум для народа», а потому чуждой государству и отделенной от него сколь можно далеко. Пионеры отошли в историю, а вот с церковью совсем другая вышла история… Вот бы мне отделиться от государства на таких же условиях, как нынешние церковники.

«И с чего я вбил себе в голову, что все однозначно просрано?»

«А что, есть сомнения?»

«Конечно. Непременно отыщется что просрать. Да еще и в достатке для пары последующих поколений, Россия – щедрая душа!»

41

Мне неведомо, чья это кошка и есть ли у нее в нашем подъезде за какой-нибудь из дверей персональное кошачье имущество – подстилка там, миски разные, бантик бумажный на ниточке или гуттаперчевая мышь, если повезло. В случае, если хозяева продвинутые и не жмоты. С таким же успехом Аврора может быть в нашем подъезде кошкой приходящей. Домофон сломан, замок электронный отродясь не работал, а посему хитрые ключи на батарейке раздавать не стали, но деньги собрали добросовестно. Со всех. Ну, почти что со всех. Сильно докучали одному инвалиду. Тот из квартиры давно не выходит, гуляет и то на балконе, в кресле. Однако из армейских оказался мужик, стойкий и, если верить слухам, очень красноречивый. Жаль, самому не довелось послушать. Свидетели утверждают: мозг сводило от зависти и старания хоть малую толику запомнить, не упустить. Доводчик дверей, я подозреваю, кто-то на даче к двери прикрутил. Если дача зимняя – сайдинг, печка, – то грех людей упрекать, нужная вещь. Шастают дачники туда-сюда, пока всех научишь дверь за собой прикрывать – глядь, уже и дом выстыл. Я хорошо помню позицию «доводчик» в платежной ведомости, к которой отнесся добросовестно, без диссидентства, внес сколько было предписано. А вот саму железку ни повидать, ни потрогать мне так и не довелось. Если вдуматься, то это вообще было бы крайне странным – потрогать оплаченное. Чай, не в борделе живем – в стране!

Короче говоря, кошка вполне может прикидываться, что в нашем подъезде у нее есть друзья, а то и хозяева. При этом подоконник между вторым и третьим этажами облюбован ею по чистой случайности или по неведомой никому причине. Впрочем, отчего же по неведомой? Меня изводить! Притом… Притом, что имей я гарантии реинкарнации в животное – ведь есть, есть за что понизить меня в звании… Чтобы не так гордо звучал… И если бы приблудилась счастливая возможность самому выбрать свое будущее… В ограниченном, разумеется, диапозоне… Я непременно выбрал бы кошку. И столь же пренепременно – черную. Благороднейшая миссия у существа: предупреждать беззаботных граждан о грозящих им неприятностях. Почти как визит участкового в семью шалопая во времена, каковые уже и не помнятся. Справлюсь с задачей за девять жизней – и на повышение, назад в люди. Или вперед, если считать с позиций царей природы.

И все же, несмотря на наличие вполне приемлемых гипотез, я «прописал» кошку к неприветливым и неприятным людям, живущим прямо подо мной, в такой же смежной двушке. Кто-то обмолвился, что они и соседнюю квартиру в том же тамбуре выкупили. И оба жилища соединили в одно. Тогда у них нынче хоромы. Мне завидовать ни к чему, я один живу. С хомяком. То есть не вдвоем, но и не совсем один. К тому же люди в своем подъезде квартиру выкупили, не в соседнем, а это со стратегической точки зрения почти не о чем. Так, если в разных квартирах подъезды, можно было бы выбирать, через какой домой заходить, а случись ссора – принципиально пользоваться разными. Завидное вышло бы преимущество. Моя бывшая однажды заявила с нетрезвых глаз, что ей противно по одной лестнице со мной подниматься. Это при том, что я ее на себе нес. И ведь не проверишь – художественный ли это был образ или в самом деле так думала? Проспалась, вообще ничего вспомнить не смогла. Или не захотела. А так жили бы себе припеваючи в большой квартире с двумя прихожими в два разных подъезда. И разводиться, к месту помяну, одно удовольствие. Вернул на место перегородку – и всех дел. Серьезное упущение – две квартиры в одном подъезде. Глупо и недальновидно. Но и люди противные. Такие дальновидности не заслуживают. Неужели же тот, кто ее раздает, кто мне прислушивается? Со смеху помру. Прямо на этом самом месте… Эй! Стой! Шучу! Не вздумай! Снова неудачно шучу. И за «Эй!» мои глубочайшие извинения. Не из гордыни сглупил, а чисто по недомыслию.

А что, если я с головы до ног не прав? Ведь Гордыня, та, что грех, – чувство глубоко спрятанное, внутреннее, под сердцем. Его внешние проявление типа честолюбия, тщеславия, чванства слишком просты, чересчур примитивны, чтобы сойти за солидный грех. Да что я вообще знаю о грехах?! Грешный с ног до головы, что есть, то есть, но и ангел тоже, что до понимания собственных прегрешений. Правда, крылья в ломбарде с рождения, выкупить не на что. Мог бы третий глаз в размен с выгодой пристроить, да где он теперь… Со всех сторон не судьба, вот и маюсь.


Рекомендуем почитать
ЖЖ Дмитрия Горчева (2001–2004)

Памяти Горчева. Оффлайн-копия ЖЖ dimkin.livejournal.com, 2001-2004 [16+].


Матрица Справедливости

«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».


Варшава, Элохим!

«Варшава, Элохим!» – художественное исследование, в котором автор обращается к историческому ландшафту Второй мировой войны, чтобы разобраться в типологии и формах фанатичной ненависти, в археологии зла, а также в природе простой человеческой веры и любви. Роман о сопротивлении смерти и ее преодолении. Элохим – библейское нарицательное имя Всевышнего. Последними словами Христа на кресте были: «Элахи, Элахи, лама шабактани!» («Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил!»).


Марк, выходи!

В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.


Матани

Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.


Человек у руля

После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.