Не тычьте в меня этой штукой - [55]
Как я уже говорил, они задавали множество довольно смутных вопросов, и некоторые, очевидно, относились к делу непосредственно. Учтите, я не был так уж сильно уверен, в чем вообще это дело состоит, поэтому, быть может, я тут и не судья. Их интересовал Фугас, хотя они, похоже, знали про него заведомо больше, чем я. С другой стороны, они, судя по всему, не слыхали, что он умер; вот это забавно, да. В разговоре я несколько раз упоминал полковника Блюхера – даже пытался произнести его фамилию как «Блукер», – но они не реагировали.
И вот наконец-то парочка принялась запихивать оборудование в свои парные чемоданчики, будто дело закрыто, что моментально меня насторожило: главный вопрос явно будет задан небрежно, походя, когда они поднимутся и направятся к двери.
– А скажите, мистер Маккабрей, – спросил один небрежно, походя, когда они оба поднялись и направились к двери, – что вы думаете о миссис Крампф?
– Сердце ее, – горько ответствовал я, – что плевок на ладони, по которой шлепает дикарь, – никак не скажешь, куда он полетит.
– Это очень мило, мистер Маккабрей, – сказал один, понимающе качая головой. – Это М. Ф. Шил[190], не так ли? Верно ли я понимаю, что вы считаете ее в какой-то мере ответственной за ваши нынешние затруднения?
– Разумеется, считаю – я же не полный, черт возьми, идиот. Или «лох», как тут у вас принято выражаться, я полагаю.
– А вот здесь вы можете ошибаться, – мягко произнес второй агент. – У вас нет ни единого обоснованного довода, чтобы предполагать, будто миссис Крампф неискренна в своих чувствах к вам; и уж совершенно точно никаких оснований предполагать, будто она вас подставила.
Я зарычал.
– Мистер Маккабрей, мне бы не хотелось выглядеть неуместно дерзким, но могу ли я спросить, насколько обширен ваш опыт общения с женщинами?
– Некоторые мои лучшие друзья – женщины, – рявкнул я, – хотя мне бы определенно не хотелось, чтобы моя дочь вышла за какую-нибудь замуж.
– Понимаю. Что ж, мне кажется, нам нет нужды задерживать вас в поездке и дальше, сэр. Шерифу будет сказано, что вы не убивали мистера Крампфа, и поскольку вы, судя по всему, более не являетесь для Вашингтона компрометирующим фактором, нас пока вы больше не интересуете. Если окажется, что мы не правы, мы э-э… найдем способ вас отыскать, разумеется.
– Разумеется, – согласился я.
Пока они шли через кабинет, я отчаянно рылся в своем бедном обалдевшем мозгу – ив конечном итоге выудил здоровенный и заскорузлый вопрос, который еще не был задан.
– Так кто же убил Крампфа? – спросил я.
Они помедлили и пусто глянули на меня.
– У нас нет ни малейшего понятия. Мы приехали сюда, чтобы сделать это самим, но теперь большого значения это не имеет.
Отрадная прощальная реплика, согласитесь.
– Можно мне еще капельку виски, мистер Чарли?
– Да, конечно, Джок, угощайся; он вернет на твои щеки розочки.
– Спс. Глуг, чмок. Арргх. Ну что, значицца, все в порядке, нет, мистер Чарли?
Я свирепо развернулся к нему.
– Разумеется, ничего ни в каком не порядке, отпездал, эти два громилы намерены раздавить нас, как только мы отъедем подальше. Послушай, ты думаешь, что эти помощники тут – свиньи? Да они, дьявол их задери, просто суфражистки рядом с теми двумя сладкоречивыми убийцами; это же подлинные президентские устранители проблем, и проблема здесь – мы с тобой.
– Не поал. Чё ж они тада нас сразу не устранили?
– Ох господи ты боже мой, Джок, смотри: устранил бы нас мистер Мартленд, если бы ему это было на руку?
– Ну, еще б.
– Но стал бы он это делать прямо в полицейском участке на Хаф-Мун-стрит перед законными лягашами?
– Не-а, чё б? Ой, я поал. У-уу.
– Прости, что назвал тебя отпездалом, Джок.
– Ничё, мистер Чарли, вы чутка разволновальсь, я пмаю.
– Да, Джок.
Вошел шериф и вернул нам содержимое наших карманов, включая мой «банкирский особый». Патроны лежали в отдельном конверте. Шериф уже не был изыскан – он очень сильно нас ненавидел.
– Я получил инструкции, – произнес он так, будто сплевывал рыбьи кости, – не привлекать вас за убийство, которое вы вчера совершили. Снаружи вас ждет такси, и мне бы хотелось, чтобы вы в него сели, убрались из этого округа и больше никогда сюда не возвращались. – Он очень плотно зажмурился и глаз больше не раскрывал, будто надеялся проснуться в совершенно другом временном потоке – где Ч. Маккабрей и Дж. Конда никогда не рождались.
Мы на цыпочках вышли.
Помощники стояли в приемной – гордо, с бессмысленными ухмылками, что свойственны их породе. Я подошел поближе к тому, что был крупнее и мерзотнее.
