Не тычьте в меня этой штукой - [43]

Но пистолет и впрямь был прекрасен. Я крутнул цилиндр – все гнезда заряжены, а один боек на взводе, как полагается. Вокруг – много прекрасной гравировки, и я поразился, заметив инициалы «Дж. С. М.».

– Но ведь не мог же он и впрямь принадлежать Джону Синглтону Мозби[153]? – спросил я, исполняясь благоговейного ужаса.

– По-моему, так его и звали. Кавалерийский мародер или что-то вроде. Мой супруг никогда не устает рассказывать, сколько он за них заплатил – для меня. Я забыла, но, по-моему, как-то уж очень много.

– Да-а, – проблеял я. Алчность тыкала меня ножом изнутри. – Но разве они не слишком велики для дамы? То есть управляетесь вы с ними превосходно, но я бы решил, что вам больше подойдет нечто вроде «кольта-молнии» или модели «уэллз-фарго»…

Она взяла у меня пистолет, проверила курок и так же молниеносно определила оружие в кобуру.

– Мой супруг настаивает на больших, – равнодушно промолвила она. – У него то ли комплекс кастрации, то ли неполноценность органа, то ли еще какая-то мерзость. Но вы, должно быть, подыхаете от жажды: супруг говорил, что вас часто мучает жажда. Я сейчас принесу вам выпить. – И с этими словами она меня покинула. Я сам начал чувствовать себя кастратом.

Минуты через две она вернулась, переодевшись в минимальнейшее хлопковое платьице. За нею следовал груженный напитками пеон. Манера у нее изменилась тоже – Иоанна опустилась на софу рядом со мной, дружелюбно улыбаясь. Не просто рядом – близко. Я вроде как бы даже несколько отодвинулся. Съежился, я бы даже сказал. Она с любопытством глянула на меня, затем хихикнула.

– Понимаю. С вами разговаривала моя мамочка. С тех пор, как она застала меня в семнадцать без всего под платьем, она убеждена, что я – кобыла в течке. Это неправда. – Иоанна смешивала мне большой и крепкий напиток – пеон к тому времени был отправлен восвояси. – С другой стороны, – продолжала она, с ослепительной улыбкой вручая мне стакан, – у меня необъяснимая страсть к мужчинам вашего возраста и телосложения. – Я жеманно улыбнулся, давая понять, что шутку оценил – а то и не шутку, а мягкую насмешку.

– Хе хи, – произнес я. После чего: – А вы не выпьете?

– Я никогда не пью алкоголь. Мне не нравится притуплять чувства.

– Батюшки, – болботнул я, – как вам, должно быть, ужасно. Не пить, в смысле. То есть, вообразите: просыпаетесь утром, зная, что за весь день вам лучше не станет.

– Но мне очень мило весь день – и каждый день. Пощупайте. – Тут я пролил довольно много из своего стакана. – Нет, в самом деле, – продолжала она, – потрогайте.

Я робко ткнул пальцем в золотое округлое плечико.

– Не здесь, глупый, – тут! – Она щелкнула пуговичкой, и на свет божий явились две самые красивые груди на свете – вполне себе голенькие, твердые, изобильно снабженные сосками. При всей своей куртуазности, поистине я не нашел в себе силы отказаться и не схватить одну – рука моя приняла решение за меня. Мой комплекс кастрации рассеялся, как злобный морок. Иоанна притянула мою голову к себе.

Как ни нравится мне целовать соски девушек, должен сказать, я обычно чувствую себя при этом глуповато. А вы нет? Процедура напоминает мне о жирных стариках, что, причмокивая, сосут вымя своих сигар. Вместе с тем, расточительная реакция Иоанны на мою осторожную пастьбу средь ее милых пажитей была такова, что все смущение как ветром выдуло у меня из мозгов. Оно заменилось страхом за состояние моего здоровья. Иоанна встала на дыбы, словно кошка под пыткой, и обвилась вокруг меня, будто бесповоротно шла на дно. Ее тонкие загрубелые пальцы хватали меня со сладостной яростью – и вскоре я удостоверился, что политика ее касаемо нижнего белья с семнадцати лет не изменилась.

– Постойте, – напористо сказал я. – Разве не следует мне сперва принять душ? Я мерзок.

– Я знаю, – прорычала в ответ она. – Обожаю. От вас пахнет конем. Вы и есть конь.

Послушно я пустился в легкий галоп, понуждаемый барабанными дробями ее пяток. Я радовался, что она сняла шпоры.

Описания не первой молодости торговцев искусством, над которыми насильничают, – ни познавательны, ни поучительны, поэтому я проведу здесь строчку «фриссонов»[154], вроде как задерну душевой занавеской ту экстраординарную сцену, что воспоследовала. Извольте:

……………………………………….

Босоногая деваха в блузке с вытяжным тросиком проводила меня в комнату. Она обходительно мне улыбнулась, тыча в меня собственной изобильной грудью, точно парой дуэльных пистолетов.

– Я к вашим услугам, пока вы на ранчо, сеньор, – бесхитростно сказала она. – Меня зовут Хосефина – то есть, это как Жозефина[155].

– Как уместно, – пробормотал я. – В данных обстоятельствах.

Она не поняла.

Как и предсказывала графиня, к ужину я успел как раз. Переменив одежду и выкупавшись, я сел за стол, ощущая себя совсем как тот Ч. Маккабрей, которого мы знаем и любим, однако должен признать: садился я с легкой оглядкой, эдак застенчиво, опасаясь встретиться взглядом с древней дамой. Как обнаружилось, она избегала того же; старуха оказалась преданной поедательницей еды, и сидеть напротив нее было сущим удовольствием.

– Скажите мне, – обратился я к Иоанне, когда подали второе блюдо, – а где ваш супруг?