Не той стороною - [149]

Шрифт
Интервал

Стебун вел дело к победе своих единомышленников.

И опять он просчитался.

Все было готово для неожиданного удара ропотни-ков по партии, и все вышло в первый момент так, как этого хотел Стебун. Та ячейка, которую он особо подготовил, собралась, по его настоянию, внезапно, накануне партийного дня. Явились на нее знаменитые своей ролью в истории партии докладчики, оттесненные с руководящих постов вследствие нежелания подчиняться общей дисциплине. Ячейка железнодорожных рабочих и служащих, в которой они выступили, приняла предложенную зачинщиками нового внутрипартийного бунта вызывающую резолюцию.

У Стебуна поднялось настроение, он замотался. Но до решающих боев было еще далеко, а следующий день был днем собрания всех других ячеек по городу. И этот день принес Стебуну гибель.

То, что было проделано накануне в ячейке железнодорожного узла, оппозиционеры решили проделать и в ряде других ячеек. Они сговорились со своими единомышленниками в намеченных для своей операции ячейках и распределили между собой места выступлений. Наступил день собраний.

Между тем, по низам партийного актива уже пробежал ток тревоги. Об успехе вчерашнего выступления в небольшой ячейке двух общеизвестных и обычно недоступных маленьким собраниям главарей оппозиции стало известно большинству партийцев. И только одно толкование мог вложить каждый в то, что заставило развенчанных лидеров сделать исподтиха свой неожиданный удар, — блок оппозиционеров явно шел на раскол. Безумное и страшное дело. Партия решила спасти свое единство и приготовилась в свою очередь.

Стебун уже по некоторым дневным встречам заметил, что партийцы настроены иначе, чем это можно было ожидать по тому успеху, который оппозиция имела накануне. Но он. решил:

«Это — до дискуссии храбрятся…»

Он лично условился принять участие в выступлении в качестве пособника Антона и еще одного из оппозиционных лидеров на ячейке завода «Аппарат».

Когда он показался на собрании, помещение заводского клуба гудело от шума голосов партийцев, необычно дружно явившихся на ячейку. Антон был здесь. Стебун увидел его на одной из передних скамей. Антон волновался и поспешил подойти к нему.

— Здравствуй.

— Здравствуй.

— Ну что? — повел вопросительно головой в сторону собрания Стебун.

— Еще не знаю… Наши спорят с аппаратчиками.

— Сдадутся, их меньше, — успокоил уверенно Стебун. — Скоро откроют собрание? Кто у них докладчик?

— Докладчик местный один, с завода. Сейчас начнут. я уже позвонил, чтоб наш ехал сюда скорей… Пойдем ближе, открывают.

Ничто не предвещало того взрыва, которым должно было кончиться собрание.

Секретарь ячейки, об’явив, что собрание открывается, предложил выбрать председателя и утвердить порядок дня.

На скамьях сидело около трехсот членов ячейки. Немедленно же они заволновались, выкрикивая кандидатуры председателя и секретаря.

Секретарь умело прервал излишнее волнение и проголосовал выставленных кандидатов. Выбранным оказался арматурщик Окунев.

Стебун поморщился.

— Это наш? — спросил Антон.

— Злостный аппаратчик! — скривился Стебун.

Окунев занял место и заговорил о порядке дня. Бюро ячейки намечало обсуждение плана работы ячейки.

Тотчас же один из членов ячейки, находившийся в сговоре с Стебуном и Антоном, поднялся и с места громогласно возразил:

— План не уйдет, товарищи! Планами мы сыты не будем. Почему бюро ячейки не замечает того, что делается в партии? Верхи опять поднимают грызню. Что мы? Хотим домолчаться, пока не произойдет раскол? Я предлагаю ни о каких планах не говорить, а поставить немедленно вопрос о нашем партийном положении!

Стебун и Антон удовлетворенно переглянулись.

— Правильно! — заволновалась и забушевала часть собрания. — Об оппозиции! Об оппозиции! Что нас кормить планами!

Окунев, вместо того чтобы заявить, что для вопроса об оппозиции нет докладчика, с неожиданной подозрительной готовностью подхватил предложение.

— Хорошо, товарищи, не волнуйтесь, голоснем! Кто за изменение порядка дня? Единогласно принято изменение.

Окунев перечеркнул повестку и снова хотел сообщить собранию:

— Докладчиком для этого вопроса, товарищи…

Из собрания несколько голосов разом закричало имена лидеров оппозиции.

— Докладчиком просим Троцкого!

— Зиновьева!

— Троцкого, Троцкого!

— Зиновьева!

— Каменева!

— Троцкого! Троцкого!

— Сталина!

— Лидеров оппозиции!

Окунев застучал по столу, призывая собрание к порядку, и, лишь только крики сторонников оппозиции смолкли, возразил:

— Товарищи, поднимать наших вождей для выступления на ячейке не так-то легко. Давайте обойдемся своими силами…

Он оглянулся, увидел вошедших почти сразу на трибуну Власа, с одной стороны, вождя оппозиционеров — с другой, и сейчас же поспешно кончил предложением:

— Я предлагаю поручить доклад руководителю нашей московской организации, товарищу Власу.

Часть собрания забушевала:

— Здесь оппозиционеры! Оппозиционерам слово! Оппозиционерам!

— Власу! Власу! Просим Власа выступить! — гремело большинство.

Лидер оппозиционеров, увидев, что страсти закипели, придвинулся к собранию:

— Товарищи, я прошу…

Рев протестующих против разжигателя раскола гневных голосов вдруг заглушил его последующие слова, в которых он просил дать ему, как представителю оппозиции, слово.


Рекомендуем почитать
Потомкам нашим не понять, что мы когда-то пережили

Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.


Полководец

Книга рассказывает о выдающемся советском полководце, активном участнике гражданской и Великой Отечественной войн Маршале Советского Союза Иване Степановиче Коневе.


Верёвка

Он стоит под кривым деревом на Поле Горшечника, вяжет узел и перебирает свои дни жизни и деяния. О ком думает, о чем вспоминает тот, чьё имя на две тысячи лет стало клеймом предательства?


Сулла

Исторические романы Георгия Гулиа составляют своеобразную трилогию, хотя они и охватывают разные эпохи, разные государства, судьбы разных людей. В романах рассказывается о поре рабовладельчества, о распрях в среде господствующей аристократии, о положении народных масс, о культуре и быте народов, оставивших глубокий след в мировой истории.В романе «Сулла» создан образ римского диктатора, жившего в I веке до н. э.


Павел Первый

Кем был император Павел Первый – бездушным самодуром или просвещенным реформатором, новым Петром Великим или всего лишь карикатурой на него?Страдая манией величия и не имея силы воли и желания контролировать свои сумасбродные поступки, он находил удовлетворение в незаслуженных наказаниях и столь же незаслуженных поощрениях.Абсурдность его идей чуть не поставила страну на грань хаоса, а трагический конец сделал этого монарха навсегда непонятым героем исторической драмы.Известный французский писатель Ари Труая пытается разобраться в противоречивой судьбе российского монарха и предлагает свой версию событий, повлиявших на ход отечественной истории.


Мученик англичан

В этих романах описывается жизнь Наполеона в изгнании на острове Святой Елены – притеснения английского коменданта, уход из жизни людей, близких Бонапарту, смерть самого императора. Несчастливой была и судьба его сына – он рос без отца, лишенный любви матери, умер двадцатилетним. Любовь его также закончилась трагически…Рассказывается также о гибели зятя Наполеона – короля Мюрата, о казни маршала Нея, о зловещей красавице маркизе Люперкати, о любви и ненависти, преданности и предательстве…