Не той стороною - [118]

Шрифт
Интервал

Диссман же позировал, будто сановная особа. Льола почувствовала, что он старается обратить на себя ее внимание. Избегая его упорного взгляда, она сделала вид, что занята записыванием прений и ничего не видит.

Диссман спросил потихоньку про нее у Резцовой. Льоле во время обмена мнений пришлось поднять голову, чтобы подтвердить одно из заявлений Резцовой об интересе к работе по заочному образованию в провинции. Она горячо сослалась на материалы, имевшиеся по этому вопросу в комиссии. Стало ясно, что она ведет невидную, но проникнутую идейным интересом работу в комиссии.

Тогда вдруг воспламенился верой в дело заочного образования и Диссман. Сейчас же он попросил слова и в негодующих филиппиках стал требовать, чтобы предложения руководителей комиссии были целиком приняты и оказана всякая помощь Главполитпросвету. Он в позе Ленина поднялся из-за стола, заложил большие пальцы обеих рук в жилетные карманы и, сердито коля вопросами остальных собравшихся, стал обличать:

— Двадцать процентов неграмотного населения — это вам шуточки! А из восьмидесяти процентов грамотных половина не имеет ни учителей, ни руководителей в самообразовании, ни книжки — это вам коммунистическое государство? Нет, научите-ка их, просветите их — вот тогда вы будете коммунисты. Комиссия закладывает краеугольный камень в дело просвещения, разве мы не поможем ей? Всеми силами. Массы на это дело надо поднять, а не о пустяках спорить. Конечно, всесоюзное совещание нужно, и я первый попрошу дать мне доклад на этом совещании…

Льола, откинув первое чувство антипатии к выступившему, обрадовалась союзнику. Ей не пришло в голову, что у Диссмана что-то уже задумано на ее счет.

Стебун усмехнулся прыти товарища, в мотивах которой он не сомневался, но про-себя решил, что Диссман растаял только пока находится на заседании, выйдя же отсюда, просто не будет иметь случая встретиться с Льолой.

Он, однако, ошибся. На следующий же день от имени Диссмана Льолу подозвали к телефону.

Льола взяла трубку.

— Товарищ Луговая?

— Да.

— Говорит Диссман. Товарищ Луговая, протокол вчерашнего заседания комиссии вы составляете?

— Да, я.

— Я хотел просить вас вот о чем, товарищ Луговая… Я протокол хочу показать в ЦК и в секретариате, для того чтобы они заинтересовались этим делом. Мне очень важно, чтобы моя речь и предложения были записаны точно и чтобы что-нибудь не было искажено. Я хотел бы поэтому, прежде чем протокол будет подписан Ржаковым и вами, прочитать, как вы записали то, что я говорил.

— Как же это сделать? — растерялась Льола.

— А вы скажите, когда у вас будет готов черновик, я к вам заеду.

— Через час черновик у меня будет готов.

— Вы будете в комиссии в это время?

— Я буду здесь весь день.

— Я значит через час, через два заеду.

— Пожалуйста, товарищ Диссман.

Льола не нашла ничего неестественного в желании Диссмана прочесть черновик. Смутилась, но решила быть осторожной и стала ждать. Постаралась вспомнить все, что говорил Диссман, и несколько раз проверила протокол.

Диссман через полчаса появился, сделал широкий приветственный жест шляпой и подсел к столу.

— Здравствуйте, товарищ Луговая.

— Здравствуйте, товарищ Диссман. Вот протокол.

Диссман делал вид, что читает, а сам вскруженно ощупывал глазами формы фигуры молодой женщины.

Перечеркнув кое-что в протоколе, он вдруг спросил:

— Вы член партии, товарищ Луговая?

— Нет, — удивилась Льола.

— Жаль… Поэтому-то я вас до сих пор не видел ни разу в Москве. Тогда вы бывали бы на наших собраниях.

— О, я не против партии, но если в партию будут итти такие, как я, то силы у партийных не прибавится. Спасибо, в Главполитпросвете поверили хоть, что такую белогвардейку можно подпустить к себе.

— Вы белогвардейка? Почему?

— Офицерская жена. Муж белый, погиб на врангелевском фронте…

Льола улыбаясь и стараясь быть вежливой, кивнула головой в подтверждение своих слов.

Диссман, делая вид, что отрывается от исправления протокола, продолжительно посмотрел в глаза молодой женщине.

— А как же вы тогда пошли работать к нам и верховодите в этой комиссии?

— Так… Была дурочкой раньше. Думала, что большевики разграбят Россию, промотают что разграбили и сами же придут поклониться тем, кто с ними воюет, мол, нагрешили мы, хоть гоните на каторгу теперь, да введите порядок!

— Ха-ха! Ничего себе программочка!.. А теперь «как дошли вы до жизни такой»?

— По семейным обстоятельствам, — отговорилась коротко Льола, не зная, как избавиться ей от гостя. Одновременно ее кольнуло, почему спрашивает о ее личных делах не Стебун, которому она должна была бы быть много понятней, чем этому антипатичному новому знакомцу.

Диссман же вступился за Льолу перед самой Льолой.

— Вы имеете право быть чем хотите! — заявил он, бросая протокол. — Знаете, у вас много данных. Советская женщина — это жрица борьбы. Вы это по себе можете видеть. Вчера вот — заседание. Дюжина большевистских столпов мудрят, а вы знаете свое. Они поговорят, а вы будете делать дело. Но только не отмахивайтесь от партии. Вот что: у вас в работе часто, вероятно, будут встречаться недоразумения и понадобится помощь не в одном, так в другом деле. Совещание, например, вы задумали. Резцова — энергичная женщина, но она плохой организатор. А вам и докладчики нужны будут, и нужно, чтобы в газетах хоть заметка появилась о совещании, — я все это помогу устроить вам. Когда наметится совещание, вы заходите ко мне, мы поговорим о вопросах повестки дня и, пока Резцова что-нибудь надумает или не надумает, мы решим и сделаем…


Рекомендуем почитать
Потомкам нашим не понять, что мы когда-то пережили

Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.


Полководец

Книга рассказывает о выдающемся советском полководце, активном участнике гражданской и Великой Отечественной войн Маршале Советского Союза Иване Степановиче Коневе.


Верёвка

Он стоит под кривым деревом на Поле Горшечника, вяжет узел и перебирает свои дни жизни и деяния. О ком думает, о чем вспоминает тот, чьё имя на две тысячи лет стало клеймом предательства?


Сулла

Исторические романы Георгия Гулиа составляют своеобразную трилогию, хотя они и охватывают разные эпохи, разные государства, судьбы разных людей. В романах рассказывается о поре рабовладельчества, о распрях в среде господствующей аристократии, о положении народных масс, о культуре и быте народов, оставивших глубокий след в мировой истории.В романе «Сулла» создан образ римского диктатора, жившего в I веке до н. э.


Павел Первый

Кем был император Павел Первый – бездушным самодуром или просвещенным реформатором, новым Петром Великим или всего лишь карикатурой на него?Страдая манией величия и не имея силы воли и желания контролировать свои сумасбродные поступки, он находил удовлетворение в незаслуженных наказаниях и столь же незаслуженных поощрениях.Абсурдность его идей чуть не поставила страну на грань хаоса, а трагический конец сделал этого монарха навсегда непонятым героем исторической драмы.Известный французский писатель Ари Труая пытается разобраться в противоречивой судьбе российского монарха и предлагает свой версию событий, повлиявших на ход отечественной истории.


Мученик англичан

В этих романах описывается жизнь Наполеона в изгнании на острове Святой Елены – притеснения английского коменданта, уход из жизни людей, близких Бонапарту, смерть самого императора. Несчастливой была и судьба его сына – он рос без отца, лишенный любви матери, умер двадцатилетним. Любовь его также закончилась трагически…Рассказывается также о гибели зятя Наполеона – короля Мюрата, о казни маршала Нея, о зловещей красавице маркизе Люперкати, о любви и ненависти, преданности и предательстве…