Не той стороною - [106]
Стебун ушел, чтобы со следующего дня засесть за работу в издательстве окончательно.
Придоров и Льола приехали в Москву весной, С расчетом, что пробудут здесь около недели. Так Придоров намечал в первые дни приезда, а затем сам же начал затягивать отъезд.
Льола не столько думала о покупках, сколько спешила разыскать хоть какую-нибудь ниточку, за которую можно было бы уцепиться, чтобы найти в Москве службу.
Разыскала одну из бывших подруг по педагогическим курсам, на которых училась перед замужеством. Подруга жила в Первом советском доме и была знакома со всем домом. Она предприняла атаку на члена правления недавно учрежденного Госбанка Кирпичева и познакомила с ним Льолу.
И вот судьба Льолы почти решена, кружится голова от радости. Льола завтра должна сговориться по поводу работы.
Придоров целыми днями где-то пропадает. Льола взволнована, ей в стенах гостиницы тесно и душно; она вышла на улицу погулять по городу.
И вот она в центре Москвы. Она идет по пышным кварталам Петровки. Гипсовые колоссы, поддерживающие веранду в каком-то старинном доме, салютуют ей наклонением головы; цементные амуры, украшающие на домах узоры карнизов, посылают воздушные поцелуй. В зорких, сеющих огоньки глазах молодой женщины мелькают убранство выставок и рекламные надписи магазинов, перед ней и за ней потоки столичных модников и модниц.
Мужчины с дерзко замедленными шагами вглядываются в лицо сияющей красотой незнакомки, которая с видом гордой чужестранки шествует мимо, не удостаивая их взглядом.
Сияют магазины.
Но магазины — не для Льолы. Она — нищая, хотя и имеет вид королевы. Перед ней новая жизнь, а пока во всем потоке щегольской уличной массы нет ни одной души, связанной общими интересами с прибывшей из провинции и ищущей себе в столице житейского причала молодой женщиной.
Переоценив еще раз свое сожительство с Придоро-вым, ненадолго воскреснув после полученного ею анонимного сообщения в надежде разыскать мужа, пережив потерю ребенка и упав опять духом по приезде в Москву, Льола была уже близка к тому, чтобы возвратиться в Одессу ни с чем.
И вот, как ни было это неожиданно, судьба развязывала ей руки. Отдавая себе в этом отчет, Льола силилась сдержать радость, чтобы не сиять ею, как влюбившаяся в первый раз девочка. Против ее воли, ее лицо светилось улыбкой.
Льола торжествовала.
Но игра улыбки вдруг исчезла, червячок тревоги заставил ее озабоченно потемнеть, и она крепче стиснула в руке ручку ридикюля.
Ведь теперь приблизилось время сведения счетов с Придоровым.
Льола вышла погулять, собраться с духом и посмотреть Москву. Она ее любила больше какого бы то ни было другого города и особенно больше этой торгашеской, с авантюристически непостоянным населением Одессы.
В Одессе, правда, Льола пережила самые тяжелые годы голода и разрухи, но по Москве с ее особой домовитостью скучала всегда и находила утешение в том, что временами хоть мечтала о ней.
Теперь, чувствуя, что она в ближайшие дни сделается снова москвичкой, Льола впитывала в себя биение жизни столицы.
По Столешникову она поднялась в Козьмо-Демьяновский переулок и здесь очутилась, в недавно разбитом скверике. Чем-то свежим и новым дохнуло на нее, лишь только она поднялась на верхнюю площадку сквера. Она оглянулась и поняла, что это впечатление свежести — от однотонной кумачево-красной с белыми промежутками отделки домов, окружающих площадь тысячью окон.
Льола пробежала по ним взглядом, перенесла глаза на памятник революции, на арки сквера, на клумбы — и не могла не признаться:
— Хорошо!
Привычка оценивать красивое сделала свое, и к советским деятелям, позаботившимся о том, чтобы привести в порядок площадь, у ней шевельнулось уважение.
Льола осмотрела и публику сквера.
Было предвечернее время весеннего дня. Скверик был оживлен.
Дети. Несколько парочек на скамьях. Двое-трое мужчин с ребятами. Но больше всего матерей и проводящих время на свиданиях или в ожидании свиданий юных прелестниц.
Льола присела на минутку передохнуть и пробежать неуловимым взглядом по каждой из наиболее эффектных прелестниц сквера, мысленно сравнивая их с собой.
Скептически усмехнулась.
Коротенькие юбки, кричащая безвкусица, примитивная падкость к заграничным шаблонам и к килограммам косметических средств.
Дешевка!
Сейчас же, как только Льола села, несколько модных особ обернулись к ней, одни — с любопытством, другие — с демонстративным пренебрежением к ее неопороченной крикливыми подробностями костюма внешности.
Льола в ответ на это выражение женской кични высокомерно повела носиком.
Дешевка!
Льола не знала, что этот примитив нарядов и манер создан людьми нэпа, но чувствовала, что это не то, что дала ей самой тренировка ее собственного вкуса к нарядам и уходу за своей наружностью.
Вблизи нее сидели девица и два молодых человека, вслух с аппетитными комментариями перечислявшие курорты Крыма и Кавказа, очевидно в предвидении летней поездки на них.
В это время в скверик вошла и прошла через него, направляясь на Тверскую, какая-то чахоточная явно увядающая красавица.
— Сарра Рупп! Сарра Рупп! Звезда балета! — оповестил один из юношей своих собеседников, тотчас же уставившихся на артистку.
Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.
В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.
Он стоит под кривым деревом на Поле Горшечника, вяжет узел и перебирает свои дни жизни и деяния. О ком думает, о чем вспоминает тот, чьё имя на две тысячи лет стало клеймом предательства?
Исторические романы Георгия Гулиа составляют своеобразную трилогию, хотя они и охватывают разные эпохи, разные государства, судьбы разных людей. В романах рассказывается о поре рабовладельчества, о распрях в среде господствующей аристократии, о положении народных масс, о культуре и быте народов, оставивших глубокий след в мировой истории.В романе «Сулла» создан образ римского диктатора, жившего в I веке до н. э.
Кем был император Павел Первый – бездушным самодуром или просвещенным реформатором, новым Петром Великим или всего лишь карикатурой на него?Страдая манией величия и не имея силы воли и желания контролировать свои сумасбродные поступки, он находил удовлетворение в незаслуженных наказаниях и столь же незаслуженных поощрениях.Абсурдность его идей чуть не поставила страну на грань хаоса, а трагический конец сделал этого монарха навсегда непонятым героем исторической драмы.Известный французский писатель Ари Труая пытается разобраться в противоречивой судьбе российского монарха и предлагает свой версию событий, повлиявших на ход отечественной истории.
В этих романах описывается жизнь Наполеона в изгнании на острове Святой Елены – притеснения английского коменданта, уход из жизни людей, близких Бонапарту, смерть самого императора. Несчастливой была и судьба его сына – он рос без отца, лишенный любви матери, умер двадцатилетним. Любовь его также закончилась трагически…Рассказывается также о гибели зятя Наполеона – короля Мюрата, о казни маршала Нея, о зловещей красавице маркизе Люперкати, о любви и ненависти, преданности и предательстве…