Не той стороною - [108]

Придоров вдруг решил проявить характер и предотвратить решимость женщины дерзостью.

— Что ты хочешь?! — прошипел он вдруг. — На обоих вас хотел я…

Он не досказал. Льола с исказившимся от вспышки гнева лицом широко раскрыла глаза и сделала угрожающее движение рукой, чуть приподнимая ее перед собой.

Придоров, как предостереженный от нападения на прохожего понтер, опал, смолкнув на полуслове.

Льола повернулась и пошла прочь.

Вышла из себя и Фирра, увидевшая, что кое-кто из сидящих на скамьях начинает оборачиваться в их сторону.

— Босяк! — прошипела она, передернув в руке стэк. — Жену не может заставить сидеть дома!

И, не дав Придорову сказать слова, юркнула вверх по лестнице.

Придоров скрипнул зубами, посмотрел вслед и жене и своей новой знакомой и, взглянув на смеющуюся публику, быстро повернул с площадки.

Опозоренный происшедшим, он кляцал зубами, шагая по Столешникову. Он понял, что жена, пользуясь свободой советских порядков, решила или взять его в руки или оставить. Но это не входило в его расчеты. Он знал, что у нее не было денег, и зловеще предостерегал ее в уме:

«Посмотрим, посмотрим, Льолочка!.. Приди только сегодня домой!»

И он с злобой мелочной мстительности придумывал способы воздействия на жену.

«Это не прежнее царство большевистских карточек, когда — ткнись к какому-нибудь комиссару, продайся за паек и живи. Теперь, кроме пайка, нам нужны юбочки с бантиками и шляпки с газами. Без червончиков ничего не сделаете. Нэп-с! Ха-ха!»

Он шагал по Петровке, где недавно проходила Льола. Но нервозная горячка центральных кварталов дергала его не меньше скандала, на который он нарвался.

Прохожие, казалось, знали, что произошло, и как-то особенно злоехидно, иронически осматривали его, беся своими ухмылками. Тошнотное чувство растерянности заставляло цепляться за что-то его ноги, несмотря на разутюженность нового асфальта. Машины, извозчики и люди как будто нарочно сбивались в дергающиеся очереди и пробки, чтобы загораживать ему дорогу. Перед одной из таких пробок он остановился и вскипел на самого себя:

«Что же я иду плеваться домой? Под благословение? По крайней мере приготовлюсь. Пусть обождет».

И он повернул в ресторан на Тверскую отвести душу за коньяком и намеренно притти в гостиницу, лишь когда Льола заведомо будет уже дома.

Льола между тем думала о своем положении.

Теперь Придоров сам доставил ей повод для злого разрыва с ним. Надо было дождаться его, заставить его дать ей средства хоть на первые дни существования и после этого оттолкнуть от себя самую память о нем.

Чтобы сжечь за собой все корабли, молодая женщина сейчас же направилась в случайно замеченную ею еще раньше дешевенькую гостиницу у Страстного монастыря. Ей удалось закрепить за собой на несколько суток номер. После этого она, сохраняя невозмутимый вид гордой красавицы, пошла домой. Только щурились от гнева под длинными ресницами глаза.

Самой себе Льола созналась, что она, разоблачая мужа, поспешила.

Что она будет делать в Москве без денег, пока не получит хотя бы аванса, когда станет работать? Если Придоров ей ничего не даст? Чем расплатиться за гостиницу? Как устроиться с квартирой? И что, если обещанная работа завтра получена не будет?

Гудели, несясь по спуску проезда на площадь, трамвайные вагоны. Льола, задыхаясь от потрясающего ее негодования, спешила скорей достигнуть дома; не передохнув, вошла в гостиницу.

Ключ висел на нумераторе. А она ходила около часа. Значит Придорова нет?

Льола на мгновение вздрогнула, но взяла ключ и прошла на второй этаж.

Гневно подумала:

«Фокус какой-то выдумывает, мудрец одесский! Ну, я дождусь… Прежде рассчитаемся».

И она вошда в номер, стала собирать в чемоданчик вещи и свертывать в ремни постель. Когда это было готово, задумалась.

Еще два часа назад Льола смеялась.

А теперь?

Она выключила свет и, зажмурив глаза, закрыв их руками, откинулась на спинку кресла.

Только блики рекламного фонаря с дома-небоскреба напротив, дробясь через листву уличного дерева, вместе с тенями этой листвы колеблются на полу и на стенах. Тяжело чернеют портьеры, в складках которых свисают шеренгой немые бездушные тени. Молчат загадкой расплывшихся силуэтов обесформленные мраком очертания обстановки. Жутко.

Вошло в номер горе, облюбовало место, разлоко-тилось.

У Льолы оказалось время, чтобы подумать и приготовиться к необходимому разговору.

Придоров пришел с видом деланой и веселой непринужденности.

Постучался сперва решительно и с вызовом.

Льола не ответила; тогда он толкнул дверь и открыл ее сам.

— Гм! Спит мадам-барыня, что ли?

Открыл выключатель.

Свет, качнувшись вместе с комнатой, ринулся во все стороны. Отстоялось в нем высокое помещение, сверкнула позолота багетовой рамы на стене.

У выключателя — сделавший вид, что он не взглянул на жену, Придоров. У него груз хорошо завернутой гастрономии и бутылок. Положив тючки на стол, сбросил фуражку и начал не спеша разворачивать свертки.

— Та-так! Так-так! — полупротянул, полуподдакнул какой-то своей мысли легоньким напевцем.

Взглянул На Свёрнутую в ремне постель.

— Так-так! Так-так! — продолжал возню с гастрономией и делал вид, что не может отвязаться от мо-тивца.