Не только память - [25]

Когда мы вернулись в Рангун, можно было бы навести справки, поднять старые дела и найти фамилию. Но я не стал этого делать. Не из лени. Если ему попадутся на глаза эти строчки, надеюсь, он меня поймет.

* * *

Дорога стала заметно подниматься. Когда еще через полчаса мы остановились в деревне, пришлось сменить воду в машине.

Горы были похожи на Карпаты или предгорья Кавказа. Дорога вертелась по крутым лесистым склонам, а по обрубленным пластам песчаника сочилась вода. Лес с каждым километром становился зеленее, но рыжие термитники говорили о том, что мы не дома. Да громадные веники бамбука, да банановые плантации у деревень. Река, которая текла навстречу по ущелью, голубела на глазах, и камни в ее русле становились крупнее, она уже шумела, как и положено горной речке. По песчаной косе к воде шли три слона. Шли медленно, и было сразу видно, что это рабочие слоны, сознательные. На бивнях деревянные чехлы с железными накладками — чтобы удобнее ворочать бревна и не повредить кость. Седло, как маленькая платформа. Две платформы были пустыми, на третьей сидел погонщик. Я бросился было к ним с фотоаппаратом, но запутался в лианах на склоне и пришлось вернуться на дорогу. Слоны не обратили на нас внимания. Они умели дорожить перерывом. Они шли пить.

В Бирме около шести тысяч слонов. Большинство из них — слоны рабочие, прирученные. Дикие слоны живут в непроходимых лесах Тенассерима и в невысоких горах на востоке страны. И то, что слон — не роскошь и не зоологическая редкость, а рабочая скотина, лишает его всякой экзотики. Правда, он благородная рабочая скотина. Он делает то, чего ни одно животное не может, он делает больше, чем может сделать трактор, и незаменим в горах, как вол или буйвол в долине.

Чем здесь заменишь слона? Тиковые деревья растут в горных лесах, на крутых склонах. И добро бы они росли лесами, рощами, пет — каждый гигант стоит сам по себе. Часто метрах в ста один от другого. И только слон может пробраться к сваленному дереву, вытащить его к воде или к дороге, порой за много километров.

В королевские времена слоны выполняли более широкие обязанности. Вплоть до английского завоевания слоновая кавалерия была отдельным родом войск, слоны участвовали также в различных праздниках и церемониях. И король не мог считать себя настоящим королем, если у него не было белого слона. В Пагане, как рассказывают хроники, один король не имел белого слона, символа королевской власти. Все три или четыре года своего царствования он провел в лесах, охотясь за белым слоном. На четвертый год его свергли с престола. А может, не захотели узнать, когда он вернулся из очередной неудачной экспедиции. Те же хроники уверяют, что долгие войны между Таиландом и Бирмой велись из-за белых слонов, — у таиландского короля их было много, а у короля бирманского не хватало.

Теперь же слоны только работают. Когда недавно в Бирме поймали белого слона, долго не знали, что с ним делать. И отдали в зоопарк, где уже есть белая ворона. Слон живет в зоопарке и, наверное, жалеет, что поздно родился. Видел я его там. Он совсем не белый. Это слон-альбинос. Он розовый. С красными, как у кролика, глазами. Одна старушка в вишневой одежде (из монастыря) долго стояла около слона и шептала. Наверное, молилась. Может, она помнит белого слона короля Миндона. Над тем слоном носили золотой зонт, и никто не смел привязать его цепью посреди зоопарка.

* * *

А дорога поднимается все выше. Она перебежала на другую сторону ущелья, взобралась на хребет, открыла нам великолепную панораму — зеленую, голубую, серебряную — все это цепи гор, и самые высокие на севере, в Качинском государстве, входят уже в Гималайскую систему. Мы обгоняли автобусы — старые, перегруженные, но неизменно ярко раскрашенные. Встретили охотника с двумя убитыми дикобразами. Напились из прозрачного ручья. Воздух стал таким, что мы дышали изо всех сил и не могли надышаться. Пахло весной, свежим лесом и даже земляникой.

За хребтом открылся новый хребет, повыше. Потом третий. И уже на закате мы попали в сосновый лес. Он не произвел особого впечатления на Питера. А для нас был куда удивительней, чем все стада слонов, вместе взятые. Это был настоящий сосновый лес, с сухим ковром иголок, с ветром — в сосновых лесах всегда хороший ветер. И мы были очень благодарны ему за то, что он есть, за то, что он встретился нам.

В лесу мы видели синюю птицу. Она пролетела над дорогой, близко от нас, и была совершенно синей.

— Мы ее называем майной, — сказал Питер, — она живет в горах, и если ее поймать маленькой, то можно научить говорить. Ее часто держат в домах.

Метерлинк наверняка не знал об этом.

И еще один день мы ехали по шанским горам. Спускались в долины — в одной разводят мандарины и апельсины, в другой вокруг покатых полей шумят молодые сосновые боры. Переваливали через хребты, и с каждого открывалась новая долина — широкая и тихая.

А параллельно бежала узкоколейка. Мы то ехали над нею, то проскакивали под ней, а она металась с одной стороны ущелья на другую. Железная дорога не доходит до Таунджи, столицы Шанского государства, не может одолеть почти отвесную полукилометровую стену. Последняя железнодорожная станция — внизу, под обрывом. Здесь грузы переваливают на машины, и те карабкаются по узкому серпантину шоссе. Вверх, где с каждым поворотом земля открывается все шире, и больше озер видно в долине, и новые хребты показываются вдали. Еще один поворот — и внезапно мы в городе. Он разбежался по наклонной террасе, увенчанной крутыми глыбами гор, — свежий город, солнечный город, очень далекий город.