Не только память - [23]

У ног одного из четырех главных будд, у центрального столба, стоит на коленях каменная фигура в человеческий рост. Она не похожа ни на одну из статуй этого храма, да и любого другого храма Пагана. Это молодой человек в длинных одеждах. На голове корона. Чуть вздернутый нос, большие глаза, высокий лоб. Человек серьезен, но кажется, что такому лицу свойственна улыбка. Статуя словно попала сюда по ошибке, так она современна. Но скульптуре столько же лет, сколько храму. Это и есть король Чанзит-та, человек, который заявил, что все его подданные равны, независимо от того, к какому народу принадлежат и какую веру исповедуют, — слова для того времени совсем необычные. И он же сказал: «Я хочу, чтобы каждый в нашем государстве был сыт, не боялся будущего, не боялся войны». Как скучно, наверно, Чанзитте стоять в темном храме.

У этой скульптуры и отыскал нас У Шве Тейн.

— Скоро вечер, — сказал он. — Поднимемся на вершину храма — увидите закат в Пагане. Нет ничего красивее на свете.

Мы идем к храму, с которого видна река и холмы за рекой. И минуем по пути конец паганской истории. Он воплощен в недостроенном храме — громадном, тяжелом, уродливом, теперь полуразрушенном. Последний король Пагана Тайокпьемин хотел, чтобы храм его доставал до облаков и превзошел все, созданные за столетия. Ради этой цели империя была разорена, почти весь урожай риса отбирали сборщики налогов, крестьяне бежали из деревень в горы, а оставшихся сгоняли на строительство.

Астрологи долго изучали положение звезд, затем пришли к королю и, склонив высокие белые колпаки, сказали:

— Небо против строительства. Если храм будет достроен, в тот же день рухнет Паганское королевство.

Астрологи были знакомы не только со звездным небом, но и с земными делами. Им никогда не пришло бы в голову сказать такое всемогущему Чанзитте. Но Паган был на краю гибели — с новым храмом или без него. Губернаторы отказывались подчиняться королю, пограничные княжества перестали посылать дань, а на севере монгольское нашествие затопило Китай, и отряды Хубилай-хана не раз — безнаказанно пересекали паганскую границу. Король приказал остановить строительство. Это не спасло Паган.

В походе против Пагана участвовал великий путешественник Марко Поло, который тогда состоял на службе Хубилая. Для монголов это была второстепенная экспедиция, в ней участвовали конный отряд и войско, набранное из музыкантов, артистов, певцов и дворцовой челяди, которых воинственный Хубилай решил испытать в бою. Марко Поло командовал этим отрядом. В своей книге он рассказывает о битве, решившей участь Пагана. Бирманский командующий бросил против монголов лавину боевых слонов. Но опытные в битвах солдаты расступились и засыпали слонов стрелами, целясь в ноги. Взбешенные слоны перестали слушаться погонщиков и, сбрасывая боевые башни со своих спин, обратились в бегство, растаптывая стоявшие сзади бирманские войска. После этой битвы дорога на юг была открыта.

Бирманский король бежал в Пром, к сыну. Но сын предложил опозоренному отцу чашу с ядом. Король хотел отказаться, и тогда жена его, королева Со, взяла чашу и поднесла к дрожащим губам мужа.

И еще одна пагода. Тоже история, но недавняя. Когда японцы захватили в 1942 году Бирму, они объявили: за хранение книг на английском языке — смертная казнь. Ночью сотрудники археологического управления вывезли из Рангуна библиотеку и, довезя тайком до Пагана, замуровали в пагоде. Так историческая библиотека избежала участи библиотек Университета и Музея.

Мы поднялись на вершину холма. С семидесятиметровой вышины виден весь Паган. В густеющем к сумеркам воздухе длиннеют тени пагод и пальм, они заполняют кукурузные поля, в деревнях зажигают первые огни, и кажется, что древний город оживает. Солнце прижимается к зубцам гор за рекой — вот-вот свалится за них. Пароход, проползающий по Иравади, может быть чем угодно, например кораблем Чанзитты. Еще несколько секунд солнце покачивается на зубце холма — и пропадает. Ночь. Духи города вылезают из щелей, чтобы проводить нас до гостиницы, а У Шве Тейн идет домой писать письмо об увеличении сметы на консервацию памятников.

Паломники оклеивают листочками золота древнюю статую Махамуни. Под многовековым слоем золота скрылась первоначальная форма рук и ног

* * *

На следующий день, проехав километров тридцать от Пагана, мы очутились в самом центре современности, на нефтяных разработках Енанджауна и Чаука. Было это в дни, когда проходила национализация промыслов.

Вышки тянутся на много километров вдоль Иравади, их не меньше, чем храмов в Пагане. И они по-своему красивы и величественны. Уже во времена Пагана бирманцы добывали здесь нефть — для освещения, для обмазки столбов, на которых подняты дома, чтобы меньше досаждали термиты.

И здесь же, когда англичане начали промышленную добычу нефти, складывался рабочий класс Бирмы, проходили первые забастовки, создавались первые профсоюзы. После провозглашения независимости Бирмы сильно пострадавшие во время войны промыслы не были национализированы — они остались в руках английской компании «Би-оу-си» — «Бирма ойл компани». До войны нефти добывалось достаточно, чтобы удовлетворить потребности страны, оставалось кое-что и на экспорт. А потом началось малопонятное — государство выкупило часть акций компании, но на руководящих постах, на всех основных инженерных и технических должностях оставались англичане. И добыча стала заметно падать. К 1963 году Бирме уже приходилось ввозить нефть из-за границы. Что же произошло? Истощились запасы, отвечали английские специалисты, получавшие сказочные оклады — по восьми тысяч джа в месяц. Рабочие получали гроши — меньше сотни. Лечебных учреждений, школ, клубов не хватало. Новая техника не ввозилась. Добыча продолжала падать, специалисты продолжали получать деньги. А раз новых капиталовложений не было, и накладные расходы англичане держали на минимальном уровне — в Великобританию продолжала уплывать прибыль.