Не так давно - [63]

— Мне страшно, — ответила она.

А Балканский, несмотря на свое звучное имя, продолжал сидеть под столом.

Наконец, он все же отворил дверь. Узнав нас, Балканский завопил:

— Здравствуйте, братцы! А я, знаете, подумал, что это сербы.

— Да разве сербы — волки, они такие же партизаны, как и мы.

— Конечно, — подтвердил он, — я ведь не партизан имел в виду, когда сказал так, а фашистов.

Когда мы уходили, Балканский проводил нас до калитки.

— Мы пришли, чтобы предложить тебе идти с нами, — сказал ему Стефан.

— Я, братцы, сейчас не могу. Задумал хорошие стихи. Надо написать. И хвораю вот. Да я и тут буду вам полезен.

Мы попытались убедить Ивана Миланова, что самые лучшие стихи рождаются в огне борьбы, что стихи, написанные в Пиштиной махале, будут сухими, бледными, отвлеченными. По всему было видно, однако, что дело упирается не во что иное, а только в его мужество. Позже Балканский стал работать более активно, но так и не мог решиться стать партизаном.

УДАР, НАНЕСЕННЫЙ ПАРТИИ И РМС В БРЕЗНИКЕ

В то время, когда мы со Стефаном совершали первые акции, в брезникской партийной и молодежной организациях произошло предательство. Оно было самым подлым образом организовано полицией и вывело из строя нескольких молодежных и партийных активистов.

Полиция, чувствуя, что слежкой и наблюдением она не сможет добиться успеха, прибегла к другому испытанному методу — засылке провокатора в ряды коммунистов. Где-то раздобыли провокатора и перебросили в Брезник под видом ссыльного. С помощью полиции он сумел добраться до самых активных членов молодежного союза и партии. Чтобы завоевать их доверие, провокатор прибегал к самой гнусной лжи — то он притворялся умирающим от голода, то выдавал себя за мученика, страдающего во имя партии, то, наконец, за жертву «бранников»[12], жестоко его изувечивших. Все это подкреплялось «вещественными доказательствами»: положив в рот тампон, пропитанный красной краской, он демонстративно «харкал кровью». Таким подлым путем он добился того, что ему широко открыли доступ к конспиративной работе, под конец ему даже удалось связаться с уполномоченным Софийского окружного комитета Радославом Григоровым, который 16 мая прибыл в Брезник по организационным делам и скрывался на квартире секретаря брезникского молодежного комитета Ивана Стойнова. Узнав об этом, провокатор сразу же уведомил полицию, и та на следующий день окружила дом Ивана Стойнова и открыла огонь; товарищ Радослав Григоров был убит.

Вслед за этим начались аресты. Увезены были Иван Стойнов и еще девять человек членов молодежного союза, среди которых были сын Крума Савова — Борислав, трое парней — Владо, Васил и Петр — из села Конска, и другие. Из-за недостойного поведения Крума Ананиева — одного из арестованных в Брезнике членов РМС — полиция сумела добраться и до Крума Савова. Он был арестован 22 мая, а вслед за ним забрали и бая Лазо, его сына Методия и секретаря городской организации РМС — Георгия Райчева.

Начались истязания. Самый большой нажим полиция оказывала на членов партийного руководства. Они были избиты до полусмерти, но продолжали стоять на своем: никаких связей с Ананиевым у них не было.

Однако полиция не верила ни Круму Савову, ни Лазару Петрову и устроила очную ставку с Ананиевым. На очной ставке Ананиев подтвердил, что имел с ними связь, и это значительно ухудшило их положение, но старые коммунисты и на этот раз не признались ни в чем, так что в конце концов полиция вынуждена была их освободить.

В связи с раскрытием коммунистического подполья в Брезнике, фашисты предприняли аресты и в Трынской околии. В лапы врага попало еще восемь человек. Во второй раз был арестован и Иосиф Григоров. Вместе с ними привлекли к судебной ответственности «за антинародную деятельность» и нас с Денчо. Стефан для полиции исчез бесследно. Все получили по десяти-пятнадцати лет тюрьмы, а нас с Денчо заочно приговорили к смертной казни. Этим актом фашисты рассчитывали запугать население, заставить его бояться коммунистов, но и это не повлияло на дальнейший ход событий. Отряд наш продолжал действовать и расти, расти и действовать.

БУКОВА-ГЛАВА

Во второй половине мая была назначена встреча с Якимом, на которую я непременно должен был явиться. Это вынуждало меня на некоторое время расстаться со Стефаном.

Мой путь в Софию проходил через Мисловштицу, Лялинцы, Букова-Главу, Брезник; но самым опасным участком пути был отрезок Букова-Глава — Брезник. Тут не было никакой возможности отклониться далеко от шоссе, а по нему то и дело проезжали повозки, сновала полиция, проносились автомобили.

Когда я спустился с Букова-Главы к коштанскому мосту, где члены молодежного союза несколько дней назад перерезали телефонные провода, я заметил несколько человек, которые вертелись возле кучи камней.

— Кто идет? — крикнул мне один из них.

— Путник.

— Откуда и куда направляешься?

— Из села Милкьовцы в Перник.

— По какому делу?

— Мать моя померла в больнице, и я иду ее хоронить.

Пока они меня расспрашивали, я держал наготове в кармане заряженный пистолет, но увидев, что это безоружные крестьяне, подошел к ним поближе.