Не так давно - [61]

Только закончил я свой рассказ, как у ворот кошары послышался шорох. Прислушавшись, мы поняли, что это человеческие шаги, отошли в самый темный угол и притаились. Кто-то вертелся возле хлева и, увидев, вероятно, отодвинутый засов, причмокивал от удивления губами. Потом послышался немного сердитый женский голос:

— Эх, Крыстенка, Крыстенка, и где твоя голова — как же ты оставила незапертым хлев? Ведь собаки могут забраться и теленка загрызть.

Это была бабушка Сета. Рассерженная рассеянностью своей молодой снохи, она толкнула дверь, но та не отворилась. Она толкнула еще раз и озадаченно пробормотала: «Может, корова легла под самой дверью? Или кто-то внутри находится? Кто бы это мог отворить?» В это время я вытащил палку, которой была подперта дверь, и снова отбежал в угол. Бабушка Сета толкнула дверь в третий раз, решив растормошить ленивую корову. Дверь распахнулась, и она убедилась, что ни Крыстенка, ни корова не виноваты.

Маленькая, сгорбленная от тяжкого труда и старости, бабушка Сета замерла в изумлении на пороге. Она стояла в середине снопа света, ворвавшегося в распахнутую дверь и упавшего на нас. И в ту же минуту по ее сморщенному лицу потекли слезы. Она утерла фартуком глаза, сделала несколько шагов и, протянув к нам свои сухонькие руки, сказала:

— Где ж вы ходите, милые вы мои голубята, почему за вами гоняются эти проклятые псы? Когда ж разразит их гром небесный, когда их приберет к себе чума!

Бабушка Сета слала одно за другим проклятия и в то же время плача обнимала и гладила нас. Еще с той поры, когда фашисты преследовали ее Блажо и в конце концов погубили его, она на всю жизнь возненавидела их, а безутешная тоска по сыну пробуждала в ней еще большую жалость к нам.

Старая женщина ждала нас давно. Она не раз вздрагивала, когда вдруг среди ночи заливалась лаем собака, и долго прислушивалась, не постучимся ли мы в окошко.

Бабушка Сета пробыла с нами довольно долго. Она интересовалась, и сколько нас, и как мы вооружены, и где ночуем, и чем питаемся, и еще многим, с чем была связана наша деятельность. Задав корове корму, она ушла, чтобы принести нам еды.

Она еще не дошла до дома, как в соседней кошаре раздался женский вопль, который затем перешел в истерический плач. Что было причиной этого, мы узнать не могли. Мы только видели, как десятки женщин, мужчин и детишек бежали, обгоняя один другого к месту, где, по-видимому, произошло какое-то несчастье. Возле соседской кошары собралась большая толпа. Оханье, комментарии и советы сливались в один тревожный хор.

Услышав плач, прибежала запыхавшись и бабушка Сета. Она подумала, не случилось ли чего с нами, и бежала изо всех сил. В сущности ничего особенного не произошло — соседская корова чем-то объелась и издыхала сейчас во дворе кошары.

— Да что б им пусто было с их коровами и волами, так и голову потерять недолго, — сказала рассерженная бабушка Сета.

За день она несколько раз приходила к нам, чтоб поговорить. Тяжко ей было оставлять нас одних, но еще тяжелее ей стало, когда пришло время расставаться с нами.

В ПИШТИНОЙ МАХАЛЕ

Вечером нам со Стефаном пришлось расстаться. Он отправлялся в Ранилуг, чтобы встретиться с членами молодежного союза, а я должен был увидеться в Слишовцах со своим зятем Бояном, чтобы через него устроить встречу с секретарем сельской партийной организации. Но идти прямо к нему я не решился. Лучше было это сделать через Милора Георгиева — моего хорошего приятеля и единомышленника, — который жил по соседству с зятем и дружил с ним. К тому же я хотел кое-что поручить и самому Милору. Нам до зарезу были нужны доверенные люди — ятаки[11], а сагитировать их на это можно не иначе как при личной встрече. Но у Милора были злые собаки. Я предвидел, какой лай и шум они поднимут, и приготовил кусок хлеба и увесистую палку, чтобы на случай, если первое средство не поможет, прибегнуть ко второму.

Когда я переходил через дорогу Слишовцы — Ранилуг, чтобы подняться на холм, по которому узкая тропа вела через Ждрело, прямо к задам Милорова дома, я услышал чей-то разговор и спрятался за куст боярышника. По характерному шепелявому говору я сразу же узнал голос Милора. Он, мой зять и еще один крестьянин из того же села состояли в сельской страже — караулили, чтобы в село не зашли партизаны. Я решил тут им не объявляться, потому что третий был не нашим человеком да и забавнее заявиться в гости к Милору как раз тогда, когда он пытается «схватить» тебя на дороге.

Я обошел дом и остановился у открытого окна с деревянной решеткой. Заглянул в него — внутри горела керосиновая лампочка, и Милорова молодуха складывала стиранные вещи в глубокий старинный сундук.

Я окликнул ее по имени, но она, увлеченная своим занятием, не обратила внимания. Я окликнул ее еще раз. Она выпрямилась и сердито отчитала:

— Сколько раз я тебе говорила, Милор, чтобы ты не пугал меня! Почему ты идешь с этой стороны?

— Это не Милор. Это Славчо, — ответил тихо и миролюбиво я.

— Какой Славчо?

— Деда Мони Славчо. Ты что — не узнаешь меня? Ваш сосед.

Она что есть силы вскрикнула и, как стояла у сундука, так и повалилась на пол.