Не так давно - [153]

— А вот что — сама перепугалась и нас решила напугать.

Я приблизился к окну, стараясь ее успокоить. Едва она поняла, что мы ищем не эвакуированных, а ее соседа, как успокоилась. Так обычно относились к нам люди, которые не знали целей нашей борьбы и были под влиянием клеветнических измышлений полиции в наш адрес, которая представляла нас народу страшнее черта.

От Георгия Илиева нам необходимо было узнать, во-первых, что представляет собой Тихомир Николов, во-вторых, где дом Георгия Бабина Русина и дорога на село Извор и, в-третьих, как в том селе легче найти дом Иосифа Марианова — моего однокашника по казарме. Георгий Илиев немного знал людей и помог нам. Сведения о Тимчо были хорошими, а о его отце Николе Николчеве и того лучше.

Первым долгом пришли к Георгию Бабину Русину.

— Что, — спросил он, — нужны партизаны?

— Молодежь в партизанский отряд, — уточнили мы.

— Будет сделано, братцы, приходите через несколько дней, мои ребята будут готовы.

— Сдержишь свое обещание?

— Разумеется, — не задумываясь, подтвердил он, — отвечаю головой.

Мы поверили его словам и отправились в село Извор.

Извор находился в пятистах метрах от Радово. Нам с Райчо не приходилось бывать здесь. Мы знали, что трудно найти дом по описанию, но другого выхода не было. Освещенные луной, многие дома походили один на другой; наконец, мы остановились перед домом, который по описанию был похож на дом товарища Марианова. Мы открыли калитку и вошли во двор. Собака не встретила нас лаем, видно, она крепко спала, пригревшись на соломе. Подошли к входной двери. Справа заметили небольшое окно. Постучали. Никто не ответил. Стучим снова.

— Кто-о? — отозвался писклявый женский голос.

— Путники — откройте нам…

— Какие еще путники в такое время? — спросил тот же голос.

— Обыкновенные, отворите — увидите.

— Я не могу открыть, — говорит женщина. — Кто вас знает, что вы за люди.

Разговор был безрезультатным, но мы продолжали настаивать.

— Откройте же! — крикнул Райчо. — Мы замерзли, погреться хотим.

Мы почувствовали, что попали не в тот дом, но расспрашивать о Иосифе Марианове было неудобно.

— Кто вы такие, что будите нас среди ночи? — послышался мужской баритон.

— Откройте — увидите.

— Отвяжитесь, вот еще навязались на мою голову! Не открою!

— Слушай, человек, откроешь как миленький, не вынуждай нас взламывать дверь. Мы партизаны.

— Так бы и сказали, — отозвался мужчина, — сейчас открою.

Приготовили пистолеты и на всякий случай заняли подходящую позицию у двери.

Послышался скрип кровати, открылась внутренняя дверь, и ко входу приблизились шаги. Ключ повернули. Замок щелкнул, и дверь открылась. Перед нами стоял высокий человек с заботливо уложенной бородой и длинными волосами.

— Вы не учитель? — я спросил это нарочно — перед нами, несомненно, был поп.

— Нет, я священник.

— Извините, что мы так грубо отнеслись к служителю бога, но и вы слегка способствовали этому.

Священник тоже извинился, что сразу не догадался, кто мы, и любезно пригласил нас сесть.

— Попадья, — крикнул он, — встань затопи печку.

До прихода попадьи поп нашел спички, старательно занавесил окна и только тогда зажег лампу. Мы внимательно смотрели на хозяина, он тоже усердно разглядывал нас. Наши автоматы и гранаты на поясе внушали ему уважение.

— Слушай, батюшка! — обратился я к нему. — В селе полно партизан — надеюсь, ты не мыслишь о предательстве. Если тебе мила жизнь, подумай над этим, если нет — как хочешь. Из дома сегодня никто не должен выходить, а если кто придет, останется здесь до тех пор, пока мы не уйдем. Тебе ясно?

— Ясно! — ответил ошарашенный поп.

— Мы добры с теми, кто нам отвечает добром, но плохо тому, кто задумает вести себя с нами нечестно.

— Это совсем по-христиански. Горькому плоду — горькое дерево, — ответил поп, несмотря на то, что это было вовсе не по-христиански. Вероятно, он по-своему понимал и исповедовал христианство и его завет не противиться злу.

Поймав на себе его взгляд, я заметил, что он хочет о чем-то спросить, но, похоже, боится. Наконец, после того как мы закусили, познакомились с его детьми, с родителями, со всей семьей, он собрался с духом:

— Я вас вроде бы знаю, — промолвил поп. — Вы не из Боховы?

— Нет, я не здешний. Вот товарищ мой из этих мест.

Поп, пожалуй, не поверил, но поняв, что проявлять излишнее любопытство не стоит, замолчал, хотя не успокоился. Моя личность осталась для него загадкой.

Его семья и он вели себя с нами хорошо. Зарезали курицу, испекли пирог. «Чтобы знали, что вы в поповском доме», — сказал шутя поп.

К полудню хозяин засуетился — ему не сиделось на одном месте. Мы заметили его беспокойство.

— Привык в это время бывать в кофейне, — заговорил поп, — и если не пойти, все равно придут сюда меня искать. Вы, наверно, знаете сельский народ — вечно у них вопросы к попу и учителю.

Мы вторично напомнили ему, какие последствия могут произойти, если с нами случится что-нибудь недоброе, и сказали:

— Иди, но проверь, не обеспокоена ли чем полиция, и если что-нибудь заметишь, постарайся узнать, в чем дело.

— Хорошо, — согласился поп.

Он был польщен нашим доверием. Пошел в кофейню, а вернувшись, рассказал, что слышал там, чувствовалось, что он был доволен собой.